Именно Обри подвел к мнимой Иоанне Плантагенет ее серебристо-бежевую арабскую кобылу.
– Пожвольте ушлужить, Ваше Велишештво. – И он сложил ладони ковшиком, чтобы дама могла поставить ногу, дабы подняться в высокое седло.
Джоанна надеялась, что в предутреннем сумраке и под складками вуали Обри не узнает собственную жену.
Чтобы скрыть волнение, англичанка заставила себя думать о чем-то стороннем: например, о том, что строительное дело в Яффе ее муж поставил на совесть: стены вокруг разрушенного сарацинами города росли споро, многие участки были почти полностью восстановлены, и теперь работники приступили к укреплению рвов. За рвами виднелся палаточный лагерь войска: в сероватом сумраке эти шатры в садах вокруг Яффы смотрелись призрачно, привычного движения там еще не наблюдалось.
Они миновали притихший стан и выехали на дорогу, где их ожидали люди эмира и сам жених Пионы.
Брат султана вышел навстречу и поклонился, коснувшись пальцами груди и лба. Аль-Адиль был в светлой распашной одежде поверх облегавшей его тело посеребренной кольчуги, его голову венчал богатый атласный тюрбан. Вокруг эмира стояли его воины в островерхих шлемах, они выстроились, образовав живой коридор, по которому Малик направился к своей невесте. Приблизившись с улыбкой, он положил руку на поводья ее лошади.
– Рад приветствовать вас, прекрасная госпожа! И да озарит солнце своими лучами ваш сегодняшний день, да усыплет путь лепестками роз! Итак, свершилось! Нам довелось встретиться, о чем я все это время неустанно молил Всевышнего. Теперь же душа моя ликует при мысли, что я получу самую желанную из женщин в подлунном мире. Хвала Аллаху – да будет он велик и славен!
Джоанна не решилась произнести ответное приветствие в присутствии гарцующего рядом Обри и ограничилась только поклоном.
Аль-Адиль какое-то время всматривался в нее, а потом сказал:
– Могу ли я попросить вас о том, что не осмелился бы сказать ни одной женщине мира ислама? Но христианки гордятся своей красотой, и с моей стороны не будет большого неуважения, если я скажу, что хочу видеть ваше лицо.
«Эмир желает удостовериться, что увозит ту, которая ему нужна», – догадалась Джоанна. Похвальная предусмотрительность. Но все равно аль-Адиль будет обманут.
А тут еще Обри крутится рядом, и Джоанне пришлось повелительным жестом приказать ему отъехать. Только после этого она подняла вуаль и горделиво поглядела на брата султана.
В руках одного из спутников Малика горел факел, и в его свете аль-Адиль жадно устремил на нее взгляд своих миндалевидных черных глаз. Да, это она – его очаровательная знакомая королевских кровей; он узнал ее светлые глаза в обрамлении черных ресниц, тонкие скулы, яркие, как розовый бутон, уста.
Аль-Адиль счастливо улыбнулся, блеснув ровными крепкими зубами.
– Я снова вижу вас, о звезда моя, а значит, день для меня будет светел и ясен. И хотя я знаю, какая вы великолепная наездница, я не посмею снова подвергать вас подобному испытанию, ибо намерен беречь вас, как драгоценную каплю на лепестке розы моей любви. Путь будет непростой, но вскоре нас встретят мои люди, и вы будете путешествовать со всеми удобствами.
У Джоанны его слова вызвали облегченный вздох – она опасалась, что Малик пожелает опять устроить скачку, наподобие той, когда они неслись к Назарету, а это, учитывая ее нынешнее положение, могло повредить ребенку. И хотя она заранее подготовила речь, желая упредить, что не желает нестись вскачь до самого Иерусалима, теперь же только ограничилась благодарным поклоном и снова набросила на лицо вуаль.
Дорога паломников слабо светлела в предутреннем сумраке, всадники ускоряли шаг коней, стучали копыта на каменистой почве, бряцало железо доспехов. Вскоре запели птицы, стало подниматься солнце. Двигаясь легкой размеренной рысью, кавалькада миновала несколько былых крепостей – по сути груды камней, где уже шли восстановительные работы и откуда охранники наблюдали со стороны за проезжающим отрядом. Крестоносцы, зная о посольстве, не задержали его, поэтому они проехали мимо без всяких происшествий.
Когда совсем рассвело, аль-Адиль оставил свое место во главе кавалькады и вплотную подъехал к Джоанне.
– Госпожа моего сердца, ваши люди будут сопровождать нас до Лидды. Но там нас ожидает уже мой эскорт.
Джоанна только кивнула. Что она почувствует, оставшись без охраны: страх, что окажется во власти «жениха», или облегчение, что рядом наконец-то не будет Обри, который может в любой миг ее узнать? Джоанна прогнала тревожные мысли и постаралась сосредоточиться на том, что говорил эмир.
– Для Мелека Рика Лидда очень важна. Но она важна и для нас – Аллах тому свидетель. Ибо мы тоже почитаем великого воина Джирджу, какого вы зовете великомучеником Георгием.
– И это из почтения вы разрушили его храм в Лидде? – хмыкнула Джоанна.
Аль-Адиль повел плечом.
– Разрушить храм неверных – это одно. Другое же, что мы не тронули саму гробницу Джирджу. Однако давайте больше не говорить о том, что вызывает грусть. О, война всегда сестра печали. Мы же с вами хотим принести радость и процветание этой земле.
– Аминь, – перекрестилась под вуалью англичанка.
Аль-Адиль не сводил с нее глаз.
– Вы выглядите спокойной, моя нежная пери, а ведь царственный Мелек Рик опасался, что вы будете всю дорогу лить слезы. Может, брак со мной не так уж пугает вас, как думает король англов? Если моя догадка верна, то я буду считать себя счастливейшим из смертных. Ибо я непрестанно думал о вас, вспоминал ваши дивные глаза, так похожие на это утреннее небо над головой!
Джоанна машинально устремила взгляд вверх – небесная голубизна еще не залила небосвод, он впрямь был сероватым, но занимающаяся заря придавала ему перламутровый лиловый оттенок. Красиво. Эмир верно подметил, что это сочетание похоже на цвет ее глаз. Он вообще очень мил. Ей даже стало неловко за свою ложь, но она напомнила себе: аль-Адиль прежде всего враг, которому ее – а точнее, Иоанну Плантагенет – отдают как искупительную жертву. Поэтому, когда Джоанна заговорила, голос ее прозвучал несколько резко:
– Меня не радует приказ, по которому я вынуждена сопровождать вас в Иерусалим. Однако некогда я доверилась вам и не пожалела об этом. Надеюсь, что и в дальнейшем ваша честь будет порукой моему благополучию.
– У нас все будет хорошо, о моя светлая звезда! – Эмир счастливо улыбнулся. – Мы будем жить, как сами пожелаем, а кому это не понравится, пусть к нам не ездят в гости!
Джоанна опять ощутила укол в груди. Эмир Малик аль-Адиль был окрылен возможностью соединиться с той, что мила его сердцу, а она, по сути, подло обманывает его. И все же ей было лестно, что ей удалось пленить этого великолепного вельможу, пробудив в нем такую страсть. Следуя за ним и все больше отдаляясь от лагеря крестоносцев, Джоанна испытывала странное пугающее ощущение пустоты под ногами, точно она оторвалась от земли и летит. На душе было неспокойно. Куда она едет? Что ее ждет? Джоанна уверяла себя, что они с Пионой все продумали и не пройдет даже месяца, как она вернется по этой же дороге. Вернется к Обри, которому она так и не призналась, что беременна. Интересно, достаточно ли ей будет сказать мужу, что та единственная ночь в его шатре во время марша к Яффе послужила тому, что она понесла?