Ричард вздохнул.
– Ты умный человек, аль-Адиль, и все верно понял. Да, я рискую. Но кто из крестоносцев посмеет восстать против воли Льва? Кто посмеет хулить меня, когда судьба Святой земли в моих руках? И если поначалу я и впрямь ожидаю возмущения и даже гнева своих единоверцев, то со временем они смирятся. Другое дело – как вы уладите все с султаном? Однако я уже говорил – мне известно, что далеко не всех его подданных устраивает эта бесконечная война. Эмиры ждали побед, но теперь, когда все складывается не так легко, как им хотелось бы, многие из них ропщут на Салах ад-Дина. И не уверяй меня, что это не так. К тому же, как мне известно, Саладин очень любит свою родню, и если он сперва и будет гневаться, то потом, узнав о нашем сговоре, простит тебя. Тебя – своего лучшего военачальника! Ты нужен ему, Адиль. И если говорить о риске, то я больше рискую, вверяя тебе жизнь и честь моей сестры, нежели опасаясь гнева моих подданных, моих рыцарей и единоверцев. Да я даже самого Папу Римского заставлю уступить, когда он поймет, что путь христианам в Иерусалим будет открыт только через брачное ложе Иоанны Плантагенет! Но полно, может, ты нашел мою Пиону недостаточно красивой и благородной, чтобы связать с ней свою судьбу?
– О, Ричард! Я даже посвящал ей стихи, – негромко произнес эмир. И он процитировал: «Земля, по которой ты проходишь, превращается в розовый сад. Когда ты смотришь на меня, замирает время».
– Великолепно! – засмеялся Ричард. – Ты истинный трубадур, друг мой, и Пиона не устоит перед такими чувствами. Я сейчас же готов пойти к ней и сообщить об ожидающей ее участи. Однако… Надеюсь, ты сам понимаешь, Адиль, что, если мы решимся, действовать предстоит немедленно! Ты уже завтра возвращаешься в Иерусалим. И как ты отнесешься к тому, что моя сестра поедет с тобой? Причем в полной тайне, о которой будем знать только ты и я… И Иоанна, разумеется.
Аль-Адиль еще какой-то миг размышлял, потом по его губам скользнула улыбка.
– Ты великий мудрец, Мелик Рик. И великий сводник! Но я считаю, что этот план великолепен!
«Еще бы! – думал Ричард, покидая шатер. – Брак с Иоанной для тебя означает союз со мной. А именно такой союзник тебе и нужен, чтобы вырваться из-под давящей на тебя власти Саладина. А ты, дружище, понимаешь, как для тебя это важно. Но то, как аль-Адиль менялся в лице при мысли, что Иоанна достанется ему… О, моя маленькая сестричка сумела пленить этого избалованного красотой гаремных гурий язычника! Но сама-то… Даже смешно, что она скрывала от меня, какого поклонника приобрела! Может, опасалась моего гнева за свою куртуазную игру с неверным? А может… Может, Пиона считает, что он просто нехристь, и не относится к аль-Адилю серьезно?»
Думая об этом, Ричард заволновался. О, в его сестре течет кровь гордых Плантагенетов! И он сам некогда пообещал не принуждать Пиону к браку против ее воли. Она купила себе это право, отдав ему для нужд похода свое приданое. Но… Чушь! Иоанну воспитывали в почтении к государственным интересам. Она разумна и должна понять, что подобный брак спасет немало жизней и вернет христианам Иерусалим! Но если она все же заупрямится… О нет! Он заставит ее! Он дал слово короля аль-Адилю, и Иоанна не должна принудить его переменить свое решение.
И все же объяснение с сестрой страшило Ричарда. Поэтому, чем ближе он подходил к покоям, где проводили вечера дамы, тем все более замедлялся его шаг. Освещенная огнями терраса с кадками пальм и цветущих лимонных деревьев выходила на море. Волны тихо шелестели у песчаного берега, и их плеску вторили журчание голосов в покое дам, легкий перелив струн и мелодичный голос пев шего балладу Блонделя. В воздухе плыл легкий аромат мятного настоя и свежеиспеченных сладких пирожков.
Ричард остановился, собираясь с духом. Иоанна ведь так непредсказуема… или, наоборот, очень предсказуема. В ней есть та же ярость львицы, как и во всем их семействе. Она поставила условие самой выбрать мужа… но нет ничего хуже женщины, которая считает, что может распоряжаться собой. Особенно учитывая личные странные предпочтения Иоанны: сначала она явно тянулась к рослому шотландцу Осберту Олифарду, из-за чего Ричарду пришлось услать парня подальше, хотя такой отменный воин ему бы и тут пригодился. А в последнее время… Ричарду стыдно и подумать об этом – Пиона вдруг стала необыкновенно мила с его смазливым менестрелем Блонделем. И эта женщина уверяет, что сама выберет себе мужа? О, Ричард не позволит ей вытворять подобные глупости и порочить себя, когда он приготовил ей удел… По сути это будет удел императрицы великой земли. Святой земли!
Он вошел в уютный освещенный покой с хмурым, заметно напряженным лицом. Музыка сразу смолкла, присутствующие поднялись, стали отвешивать поклоны. Ричард из-под сведенных бровей взглянул на каждого из них. Спрашивается, что тут делает Обри де Ринель? Ах да, он при супруге, которая мотает клубок ниток с рук королевы Беренгарии. Обри последнее время стал все больше раздражать Ричарда. Не такого он ожидал от этого победителя турниров. Обри все жалуется, что пострадал при Арсуфе и теперь шепелявит, но предприимчивости от этого у него не убавилось: едва началось восстановление Яффы, этот малый тут же сумел перекупить все подряды на строительство, и теперь расходы на камень, плата работникам, снабжение пищей и инструментами войска оказались в его руках. Просто торгаш какой-то, а не воитель. Но Ричард все равно согласился, пусть и скрепя сердце: воровства не отменишь, на строительстве так или иначе кто-то наживается, так пусть это будет Обри. По крайней мере это пополнит кошелек его родича и тот перестанет стенать, как поистратился в походе. Но все же Ричарду этот человек был неприятен, и он почти жалел кузину Джоанну, выбравшую себе такого мужа. Вот к чему приводит своеволие женщин. Нет, женщины должны подчиняться тем, кто лучше их разумеет, какой супруг им нужен!
Ричард будто опасался взглянуть в лицо поднявшейся ему навстречу сестре, поэтому особо долго и любезно приветствовал леди Джоанну. Опять подумал, что она очень похожа на Пиону, но при этом совсем другая. Но, как и Пиона, леди де Ринель полна особого очарования. О, эти дивные глаза переливчатого серо-лилового оттенка! На свету они, как у всех Плантагенетов, казались серыми, как кремень, а в сумерках или при свете огня приобретали лиловый цвет. А какие роскошные черные косы! Они кажутся даже тяжеловатыми для ее изящной, высоко поднятой головки. Идеальная кожа будто светилась изнутри, а ведь еще недавно Джоанна казалась Ричарду несколько бледной, утомленной. Сейчас же просто расцвела. Тонкие скулы, хрупкий стан, высокая грудь…
Почему-то при взгляде на обтянутую переливчатым светлым шелком грудь кузины Ричард невольно покосился в сторону Девы Кипра. Вот чье тело не давало ему покоя. И, будто угадав его мысли, киприотка тут же ответила мягкой, полной значимости улыбкой. Ричард знал, что его дамы едва терпят ее общество, но услать эту женщину… Он и ныне порой втайне встречался с ней. И пусть Ричард презирал за эту связь и себя, и дочь Исаака Комнина, но какое же облегчение он получал с ней!
Король повернулся к супруге. Слава Богу, Беренгария уже не закатывает ему свои молчаливые истерики. Его маленькая королева выглядела понурой и вялой, однако черпала силы в молитвах и сознании своего долга. И покорно подставила лоб, когда Ричард склонился, чтобы поцеловать ее. Он по-прежнему с ней ласков на людях. Но вот заставить себя прийти к ней в опочивальню… В последнее время Ричард избегал плотской близости с благочестивой супругой.