Но что же все-таки заметили, или вообразили, что заметили, хозяин и его слуга 16 марта, когда небо ненадолго прояснилось?.. Не более и не менее, как болид сферической формы, с чрезвычайной быстротой передвигавшийся с севера на юг и такой блестящий, что яркостью своей он вполне мог поспорить с рассеянным светом солнца. Хотя расстояние этого тела от земли и должно было исчисляться изрядным количеством километров, за ним можно было бы, невзирая на быстроту его движения, проследить еще некоторое время, если бы туман не помешал наблюдениям.
С тех пор и потянулась цепь жалоб и вздохов, которые порождала эта неудача. Появится ли болид снова на горизонте Уостона? Возможно ли будет рассчитать соотношение его составных частей, определить его размер, его вес и свойства? Не удастся ли другому, более счастливому, астроному заметить его на иной точке небесного пространства? Сможет ли Дин Форсайт, на столь короткие время удержавший этот болид в поле зрения своего телескопа, связать свое имя с этим открытием? Не выпадет ли в конечном счете честь этого открытия на долю какого-нибудь ученого Старого или Нового Света, ученого, который всю жизнь, и днем и ночью, ощупывает своим телескопом небесное пространство?
— Захватчики! — с возмущением повторял Дин Форсайт. — Небесные пираты!
За все это утро 21 марта ни Дин Форсайт, ни Омикрон не могли, несмотря на скверную погоду, решиться хоть на мгновение отойти от окна, выходившего на север. Гнев хозяина и слуги возрастал по мере того как ускользали часы. Они уже не разговаривали. Дин Форсайт окидывал взглядом широкий горизонт, ограниченный с севера причудливой линией Серборских холмов, над вершинами которых довольно сильный ветер гнал сероватые тучи. Омикрон поднимался на цыпочки, чтобы расширить поле зрения, которое суживал его низкий рост. Один из наблюдателей скрестил на груди руки, и сжатые кулаки его вдавливались ему в грудь. Другой судорожно скрюченными пальцами постукивал по подоконнику. Мимо с легким щебетанием проносились птицы, и казалось, что они издеваются над хозяином и его слугой, которых положение двуногих приковывало к поверхности земли… Ах, если б только они могли последовать за этими птицами в их полете!.. С какой стремительностью они прорвались бы сквозь туман, и тогда, быть может, они снова увидели бы болид, мчащийся по своей орбите при ослепительном свете солнца…
В эту минуту в дверь постучали.
Ни Дин Форсайт, ни Омикрон, поглощенные своими мыслями, не услышали стука.
Дверь приотворилась, и на пороге показался Фрэнсис Гордон.
Дин Форсайт и Омикрон даже не оглянулись.
Племянник подошел к дяде и слегка коснулся его локтя.
Мистер Дин Форсайт перевел на него взгляд, столь далекий, словно он тянулся с Сириуса или по меньшей мере с Луны.
— В чем дело? — спросил мистер Форсайт.
— Дядя, вас ждет завтрак!
— Ах, в самом деле! — буркнул Дин Форсайт. — Завтрак ждет? Ну так вот: мы тоже ждем.
— Вы ждете… чего?
— Солнца! — ответил Омикрон, и хозяин его кивком головы подтвердил этот ответ.
— Надо полагать, дядюшка, что вы не пригласили солнце к завтраку и можно сесть за стол и без него.
Что было возразить против этого? Ведь в самом деле: если небесное светило не покажется в течение всего дня, то неужели мистер Дин Форсайт из упрямства будет голодать до вечера?
Пожалуй, что и так, ибо астроном, казалось, не собирался последовать за своим племянником в столовую.
— Дядюшка, — продолжал настаивать Фрэнсис, — Митс уже потеряла терпение, имейте в виду.
На этот раз мистер Дин Форсайт сразу пришел в себя. Проявления гнева служанки Митс были ему хорошо знакомы. Раз уж сна сочла нужным отправить к нему гонца, то положение явно серьезное и нужно подчиниться без всякого отлагательства.
— А который час? — спросил почтенный астроном.
— Одиннадцать часов сорок шесть минут, — доложил Фрэнсис Гордон.
Часы действительно показывали такое время. А между тем обычно дядя и племянник усаживались друг против друга за стол ровно в одиннадцать.
— Одиннадцать часов сорок шесть минут! — вскричал мистер Дин Форсайт, изображая крайнее неудовольствие, для того чтобы скрыть овладевшую им тревогу. — Не понимаю, как это Митс могла так запоздать!
— Но, дядюшка! — проговорил Фрэнсис Гордон. — Мы ведь уже в третий раз напрасно стучимся к вам.
Мистер Дин Форсайт, ничего не ответив на эти слова, начал спускаться с лестницы, тогда как Омикрон, обычно прислуживавший за столом, остался на своем наблюдательном пункте, дабы не пропустить появления солнца.
Дядя и племянник переступили порог столовой.
Митс была тут. Она поглядела своему хозяину прямо в глаза, и тот опустил голову.
— Где же Ами-Крон? — спросила она. (Так добрая Митс произносила пятую гласную греческого алфавита.)
[2]
— Он занят там, наверху, — ответил Фрэнсис Гордон. — Придется сегодня обойтись без него.
— С удовольствием! По мне, пусть сидит в своей верхотории сколько ему вздумается. А здесь больше толку будет без этого несчастного ротозея!
Завтракали молча. Митс, любившая обычно поболтать, когда вносила блюда и сменяла тарелки, делала сегодня свое дело не разжимая губ. Ее молчание тяготило и действовало удручающе. Желая положить конец такому состоянию, Фрэнсис обратился к дяде.
— Довольны ли вы сегодняшним утром? — спросил он.
— Нет, — ответил Дин Форсайт. — Состояние неба не благоприятствовало нам, и это было особенно досадно именно сегодня.
— Не находитесь ли вы на пути к какому-нибудь астрономическому открытию?
— Думаю, что да, Фрэнсис. Но я ничего не могу утверждать, пока повторное наблюдение…
— Так вот, значит, сударь, что вас гложет за последнюю неделю! — сухо заметила Митс. — Да так гложет, что вы прямо приросли к вашей башне, а ночью вскакиваете с постели… Да, да… Три раза я слышала прошлой ночью, как вы срывались, ясно слышала. У меня, слава тебе господи, нет бельма на глазу, — добавила она вместо ответа на нетерпеливый жест своего хозяина, желая этим пояснить, что она еще не оглохла.
— Да, да, — миролюбиво согласился мистер Дин Форсайт.
Но миролюбие не принесло ему пользы.
— Какое-то там острокомическое открытие, — продолжала Митс с возмущением. — А когда у вас вся кровь свернется и вы от смотрения в ваши трубки схватите прострел, или немотизм, или воспаление легких — вот-то будет радость! И тогда, верно, ваши звезды станут ухаживать за вами, а доктор прикажет вам заглатывать их взамен пилюль.