Коварство и честь - читать онлайн книгу. Автор: Эмма Орчи cтр.№ 15

— Говорю тебе, это англичанин, — вскипел другой посетитель. — Спроси всякого, кто его видел! Спроси костоломов! Спроси самого Робеспьера! При виде его он стал серым… как пепел, говорю я тебе, — закончил он с большой убежденностью.

— И я скажу, — вмешался гражданин Цикаль, мясник по профессии. — У него огромная голова, бычья шея и кулак, способный свалить быка. Говорю, это был гражданин Рато! Мне ли не знать гражданина Рато?!

Для пущего впечатления он ударил кулаком по ящику, на котором стояли оловянные кружки и бутылки спиртного, и воинственно огляделся. У него был только один глаз, другой же являл ужасное зрелище. Веко было покрыто уродливыми шрамами: результат несчастного случая в ранней юности. Сейчас уцелевший глаз поблескивал торжеством и упрямством, словно его владелец вызывал на бой каждого, кто посмеет усомниться в его правдивости.

Только один человек оказался достаточно храбр, чтобы принять вызов, — сморщенный коротышка-печатник, с дубленой кожей и непокорными вихрами, падающими на высокий лоб.

— И я говорю тебе, гражданин Цикаль, — решительно начал он. — Говорю тебе и всем, что гражданин Рато тут ни при чем. И что ты лжешь. Да, — подчеркнул он, не обращая внимания на злобные взгляды Цикаля и его дружков. — Да, лжешь. Уверен, что неосознанно, но все равно это неправда. Потому что…

Он замолчал и огляделся, как талантливый актер, сознающий, какой эффект производит на публику. Крошечные пуговичные глазки часто мигали от яркого света лампы.

— Потому что?.. — хором вопросили со всех сторон.

— Потому что, — назидательно продолжал он, — все время, пока вы ужинали за счет государства на открытом воздухе и наблюдали трюк какого-то неизвестного мошенника, гражданин Рато, напившись до потери сознания, мирно храпел в приемной матушки Тео, прорицательницы, а это на другом конце Парижа!

— Откуда вам это известно, гражданин Ланглуа? — осведомился хозяин с ледяным упреком, поскольку мясник Цикаль был самым щедрым его посетителем и он не любил, когда тому противоречили. Но малыш Ланглуа с его крошечными пуговичками смешливых глаз остался невозмутим.

— Да потому, — весело объявил он, — что я сам был у матушки Тео и видел его там.

Такое заявление, потрясшее даже Цикаля, было принято в полном молчании. Все мгновенно почувствовали, что неплохо бы срочно выпить… Нет, этого требовала ситуация!

Цикаль и его сторонники на несколько минут лишились дара речи и продолжали в угрюмом молчании истреблять водочные запасы Отто. Мысль о легендарном англичанине, так неожиданно подкрепленная заявлением гражданина Ланглуа, была противна их здравому смыслу. Суеверие и предрассудки более пристали женщинам и слабакам вроде Ланглуа, но мужчинам?! Поверить сказкам, что какой-то дьявол в человеческом обличье одурачил кучу совершенно трезвых патриотов настолько, что они не могли довериться своим глазам, было чем-то вроде оскорбления.

Но они видели Рато на братском ужине, говорили с ним до того момента, когда… В таком случае с кем, во имя сатаны, они разговаривали?!

— Эй, Ланглуа, скажи нам…

И Ланглуа, ставший героем часа, поведал все, что знал, и притом в сто раз больше, чем знал. Как он пошел к матушке Тео часа в четыре дня и терпеливо ждал вместе со своим другом Рато, который часа два беспрерывно хрипел и кашлял. Как часов в шесть или около того Рато вышел, потому что находил воздух слишком спертым. Разумеется, он пошел выпить.

— Около половины восьмого, — распространялся маленький печатник, — подошла моя очередь говорить со старой ведьмой. Когда я вышел, давно пробило восемь и темно было, хоть глаз выколи. Я увидел Рато, дремлющего на скамье. Попытался заговорить с ним. Но он что-то неразборчиво мычал, только и всего. Я пошел поужинать где-нибудь на открытом воздухе. И в десять снова проходил мимо дома матушки Тео. Из дома выходили люди, громко ворча, потому что их выгоняли. Пуще всех шумел Рато, но я взял его за руку, повел на улицу, и мы расстались на улице Ланьер, где он живет. И вот я здесь! — заключил Ланглуа и торжествующе обвел взглядом скептиков.

В его повествовании не было ни одного сомнительного места, и хотя его допрашивали, и весьма строго, он ни разу не отклонился от общего течения рассказа, ни в чем себе не противореча. Позже оказалось, что в приемной матушки Тео были и другие, подтвердившие каждое его слово. Одним из них оказался шурин самого Цикаля. И что теперь?

— Дьявол все побери, кто же умыкнул аристократов?!

На улице Вильедо в луврском квартале Парижа стоит дом, каменный, пятиэтажный, с серыми ставнями на всех окнах и балконами из кованого железа, дом, неотличимый от сотен и тысяч других в каждом квартале Парижа. Днем в воротах обычно открыта маленькая дверь, позволяющая заглянуть в короткий темный проход и дальше, в комнату консьержа. Далее открывается двор, в который по всем четырем сторонам выходят закрытые ставнями окна, как слепые глаза. Неизбежные балконы кованого железа выступают по трем сторонам квадрата на всех пяти этажах. На перилах обычно висят коврики разной степени изношенности. Бельевые веревки, протянутые от ставни до ставни, обременены самыми фантастическими выставками семейного белья, лениво хлопающего на жарком ветерке, который один только и находит путь в каменный квадрат.

Слева от входа и напротив жилища консьержа имеется высокая стеклянная дверь, а за ней — вестибюль и главная лестница, откуда можно попасть в самые дорогие квартиры, те, которые выходят на улицу и, следовательно, более роскошные и более просторные, чем те, окна которых смотрят во двор. В последние можно попасть по двум задним лестницам, расположенным в дальних углах двора. Тут всегда темно как ночью и ужасно воняет. Квартиры, в которые можно попасть, поднявшись по этим лестницам, особенно те, что расположены на нижних этажах, страдают от недостатка света и воздуха, с трудом проникающих в каменный колодец и считающихся даром небесным.

Конечно, с наступлением темноты и ворота, и дверь закрыты, и если запоздалый жилец или гость хочет войти в дом, он должен позвонить в колокольчик, и консьерж дернет за шнурок, открывающий дверь. Гость или жилец обязан назвать консьержу свое имя, а также номер квартиры, в которую идет. Консьерж, со своей стороны, обязан хорошенько рассмотреть его, чтобы потом, если возникнет какая-то неприятность, опознать в полиции.

В ту апрельскую ночь, около полуночи, в дверь позвонили. Консьерж, гражданин Леблан, успевший сладко заснуть, машинально дернул за шнур. Вошел молодой человек без шляпы, в порванной куртке и грязных панталонах, пробежал мимо консьержа, назвав только одно имя, причем вполне отчетливо:

— Гражданка Кабаррюс.

Консьерж повернулся и что-то пробормотал в полусне. Его обязанностью было последовать за гостем, который забыл назвать свое имя. Но начать с того, что достойный консьерж очень устал и, кроме того, названное имя требовало особого отношения.

Гражданка Кабаррюс была молодой и всеми любимой особой. Даже в это тревожное время молодость и красота требовали определенных привилегий, с которыми не мог не считаться любой патриотически настроенный консьерж. Более того, к гражданке Кабаррюс гости являлись в любое время дня и даже поздно ночью, причем такие, с которыми спорить не стоило. Гражданин Тальен, популярный делегат Конвента, был, как всем известно, ее пылким обожателем. Говорили, что с той минуты, как он встретил в Бордо прекрасную испанку и она сумела смягчить его кровожадность, все его мысли были о том, чтобы завоевать ее милость.