Последний спартанец. Разгромить Ксеркса! - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Поротников cтр.№ 22

Филохар, участвовавший во всех последних войнах Спарты с Аргосом и аркадянами, не сумел проявить себя наилучшим образом как военачальник. Это сильно уязвляло его самолюбие. Благодаря стараниям старшего брата, прошедшего в эфорат, Филохар отошел от военных дел и стал заниматься политикой. Помощниками эфоров выступали эпистаты. Филохар стал одним из них.

Во время войны кто-то из эпистатов обязательно должен находиться в спартанском войске, если это войско пребывает за пределами Лаконики. Эпистат является «глазами» и «ушами» эфоров. На основании отчетов эпистата эфоры и старейшины выносят постановление, одобряющее или порицающее действия спартанского полководца или наварха.

Филохару очень хотелось очернить Еврибиада в глазах спартанских властей. Нелицеприятный письменный отзыв о действиях Еврибиада как наварха уже был составлен Филохаром. Загвоздка заключалась в том, что у Филохара не было возможности незаметно отправить с Саламина это послание в Спарту. Если бы эллинский флот отступил к Истму, став на якорь близ коринфской гавани Кенхреи, то Филохар непременно подыскал бы гонца, который переправил бы его письмо в Лакедемон. И тогда, быть может, Еврибиад лишился бы должности верховного наварха, а Филохар занял бы его место.

Эти мысли и чаяния не давали Филохару покоя. Едва узнав от Динона, что в Пирейскую гавань вошло еще около трехсот персидских судов, Филохар тут же устремился к Еврибиаду. Сообщение Филохара смутило и взволновало Еврибиада.

Вызвав Динона, Еврибиад потребовал у него письменный отчет о потерях персидского флота. Динон предоставил ему этот отчет, записанный на восковой табличке.

– Во время бури близ Пелиона варвары потеряли около четырехсот кораблей, – бормотал Еврибиад, глядя на табличку, исписанную острой костяной палочкой. – Пятнадцать вражеских триер были захвачены нами в первый день затишья после бури… Да, помню, эти триеры по ошибке вышли к нашей стоянке от острова Скиаф. Ими командовал перс Сандок, завитый, как женщина. Так, семьдесят кораблей были потеряны персами во время вечерней битвы с нашим флотом у мыса Артемисий… Затем шторм потопил двести персидских триер у южного побережья Эвбеи. Все верно. Потом наш флот напал на стоянку киликийцев и уничтожил шестьдесят вражеских судов. Наконец, в утреннем сражении у мыса Артемисий наш флот пустил на дно еще тридцать кораблей Ксеркса. Итого: общие потери персидского флота составляют около семисот пятидесяти кораблей.

Еврибиад швырнул табличку на стол, расхаживая по палатке с мрачным видом. Динон и Филохар в молчании наблюдали за ним.

– По сведениям перебежчиков, у Ксеркса было в наличии тысяча двести триер, – вслух рассуждал Еврибиад. – В таком составе флот Ксеркса вышел из Фермейского залива в середине августа. К началу сентября флот варваров потерял семьсот пятьдесят кораблей. Значит, у персов должно оставаться не более пятисот судов. Почему же их гораздо больше?

– Видимо, у Ксеркса еще имелись в резерве корабли, о которых мало кто знал даже среди варваров, – высказал предположение Динон.

– А может, к персам пришли корабли фессалийцев и островных эллинов, – вставил Филохар. – Может, критяне надумали примкнуть к Ксерксу.

– Если это так, значит, положение наше гораздо хуже, чем я предполагал, – проворчал Еврибиад. – У персидского флота опять подавляющий перевес над нами. – Помолчав, Еврибиад решительно произнес: – Я должен сам взглянуть на персидские суда, вошедшие в Пирейскую гавань.

Еврибиад отправился из эллинского стана к гористому мысу Киносура, самому длинному из всех прочих мысов, находившихся на северо-восточном побережье Саламина. С горных утесов на Киносуре открывался прекрасный обзор на весь Саламинский пролив, а также на побережье Аттики со всеми тамошними заливами. На Киносуре днем и ночью находились эллинские дозорные.

Вместе с Еврибиадом на Киносуру отправились Динон с Филохаром.

Горячие лучи полуденного солнца, отражаясь от белых известняковых скал, слепили глаза Еврибиаду и двум его спутникам. Полуостров был не более ста пятидесяти шагов в ширину, а протяженность его составляла около четырех стадий. Между скалами вилась узкая тропинка, оканчивающаяся на вершине невысокой горы, напоминавшей петушиный гребень. Здесь не было ни травы, ни деревьев, лишь колючий терновник пробивался из каменных расселин.

В этот день в дозоре на Киносуре стояли двое спартанцев. Дабы не привлекать внимание, они оставили в лагере свои красные плащи, медные доспехи и шлемы с красными султанами, нарядившись в неброские одежды и широкополые шляпы, изображая из себя местных пастухов.

С вершин Киносуры хорошо просматривались маленькие острова Аталанта и Пситталея, торчавшие на морской глади у восточного входа в Саламинский пролив. Между этими скалистыми островами и побережьем Аттики сновали легкие дозорные суда персов.

На горе Эгалеос, самой возвышенной точке аттического побережья, размещались персидские наблюдатели, благодаря которым военачальники варваров знали, что эллинский флот стоит за мысом Киносура, расположившись в трех обширных бухтах. Персидские дозорные были хорошо заметны эллинским часовым на Киносуре. Вернее, эллины видели на вершине Эгалеос сверкающие на солнце бронзовые щиты варваров, с помощью которых персидские наблюдатели подавали сигналы своему флоту.

Стоя на вершине скалы, обдуваемой всеми ветрами, Еврибиад до боли в глазах вглядывался в скопище персидских кораблей, стоящих в Фалерском заливе и в Пирейской бухте. Даже беглого взгляда было довольно, чтобы убедиться в подавляющем численном превосходстве Ксерксова флота. С такого расстояния вражеские суда, вытянувшиеся длинными рядами, казались игрушечными.

Оглядывая скалы и мели Саламинского пролива, Еврибиад мысленно прикидывал, каким образом здесь можно выстроить эллинские триеры для сражения с флотом Ксеркса. Ему вспоминались слова Фемистокла, изложившего примерный план будущей битвы на военном совете.

Внезапно за спиной у Еврибиада раздался тревожный возглас Динона:

– Что это? Глядите!

Еврибиад обернулся к симбулею. Динон показывал рукой в сторону горы Эгалеос, похожей на гигантского льва, задремавшего на другой стороне Саламинского пролива. Над восточными отрогами горы тянулся в небо огромный сизо-бурый шлейф дыма. Словно какие-то неведомые великаны сложили гигантский костер из поваленных деревьев в долине за горой.

– О боги! – воскликнул Еврибиад. – Это же горят Афины!

– Если персы жгут Афины, значит, Ксеркс со всем своим войском уже в Аттике, – хмуро проговорил Филохар. – Еврибиад, самое лучшее для нашего флота – это сегодня же уйти к Истму. Пойми, нам не одолеть здесь варваров! Скоро полчища Ксеркса займут побережье Аттики от Фалера до Элевсина, а флот персов обступит Саламин со всех сторон. Это станет ловушкой и гибелью для наших кораблей!

Ничего не ответив Филохару, Еврибиад стал спускаться с горы к тропе, ведущей к прибрежной низине.

Столб дыма, поднявшийся над кряжем Эгалеос, увидели и в эллинском стане. Там началось смятение. Афинские беженцы рыдали. Воины из разных отрядов, собираясь кучками, тревожно переговаривались между собой. Военачальники спешили к палатке Еврибиада, растерянные и взволнованные. Уже пронесся слух о том, что флот Ксеркса увеличился еще на триста кораблей. И вот далекие клубы дыма оповестили греков на Саламине, что Афины в руках персов.