Ярость ацтека - читать онлайн книгу. Автор: Гэри Дженнингс cтр.№ 7

Я был высокого мнения о собственной внешности, хотя Изабелла находила, что по сравнению с ее алебастровой кожей моя слишком уж смуглая, да и мои карие глаза не производят впечатления рядом с ее изумрудными очами. Кроме того, на моем лице запечатлелись следы детских шалостей: в возрасте семи лет я свалился с лошади и сломал себе нос, а когда мне было одиннадцать, вздумал, играя в матадора, бодаться с быком, о каковой забаве напоминали шрамы, навсегда оставшиеся на моем лбу. Волосы у меня были угольно-черные, густые, а длинные бакенбарды почти достигали подбородка. В детстве наши vaqueros, пастухи, из-за моей внешности прозвали меня El Azteca Chico, Маленьким Ацтеком.

– Ты не красавец, – сказала мне Изабелла при первом знакомстве; это было вскоре после того, как в прошлом году ее семья переехала сюда из Гвадалахары. – Не знай я, что ты родился в Испании, я приняла бы тебя за l épero, «прокаженного»!

Услышав, как красавица сравнила меня с уличным сбродом, отребьем колоний, ее подружки покатились со смеху, повизгивая на поросячий манер. Любой мужчина, дерзнувший отпустить подобную шуточку, непременно отведал бы моего клинка, но под взглядом Изабеллы я смущался и таял, словно робкий мальчишка.

Я вышел из дома во внутренний дворик, где меня уже дожидался, держа наготове оседланную лошадь, Пабло. Разумеется, я проверил длину стремян и подпругу, и, разумеется, все, как всегда, было подогнано как следует.

Пабло, мой личный конюх, был лучшим vaquero с моей гасиенды и большую часть времени проводил со мной в городе, помогая обучать и тренировать моих лошадей. Он был метисом, то есть полукровкой, более смуглым, чем европейцы, но не настолько, чтобы уподобиться чистокровному ацтеку. Мне, впрочем, было безразлично, какой он крови. Да хоть бы у него были когти и хвост: какая разница, если никто лучше не присмотрит за моими драгоценными лошадьми!

Пабло оседлал моего любимого жеребца Урагана: на свидания с Изабеллой я предпочитал ездить именно на нем. Его бывший хозяин утверждал, что Ураган – прямой потомок одного из тех шестнадцати легендарных коней Кортеса, которые позволили Завоевателю и его людям покорить державу ацтеков и создать на ее месте новую страну. Это, конечно, очень лестно, но, с другой стороны, чуть ли не каждый торговец лошадьми в Новой Испании уверял, будто именно его кони являются потомками той священной породы.

Мой Ураган был по-настоящему вороным, черным как смоль, с синеватым отливом: его лоснящаяся шерсть сверкала в лучах полуденного солнца, а сбруя была изукрашена еще затейливее и богаче, чем мой наряд кабальеро. На отделку искусно сработанного эбенового седла с дорогими стременами из кожи и широкой черной лукой пошло столько серебра, сколько не побывало бы в руках пеона за всю его жизнь. Дополнял конское убранство нагрудник из плотной, с замысловатым тиснением, черной кожи. Это украшение назвали «щитом Кортеса» в память о тех временах, когда боевых скакунов приходилось прикрывать от стрел и копий ацтеков.

Разумеется, эта парадная сбруя украшала Урагана, когда я наведывался на нем в город, особенно на свидания с Изабеллой. Выезжая на llano, равнину, на охоту, мы оба, и я, и жеребец, выглядели куда скромнее, ограничиваясь лишь самым необходимым.

Прежде чем вскочить в седло, я подождал, пока Пабло опустится на корточки и прикрепит к моим сапогам чеканные, отполированные до зеркального блеска, серебряные шпоры со сработанными в Чиуауа трехдюймовыми колесиками – шпоры, воистину достойные гачупино.

Уздечку Пабло завязал узлом на луке седла. По традиции она была не длинной, но с мощными удилами и крепкой, так, чтобы, если понадобится, можно было остановить коня на всем скаку. Правда, с Ураганом это в любом случае было не просто: он вполне оправдывал свое имя.

В это время из дома вышел, а точнее, вылетел и понесся к воротам так, будто за ним гналась одна из тех собак, что норовили ухватить меня за пятки во сне, дядюшкин слуга.

– Хосе! Как там мой дядя? – окликнул я его.

Он бросил на меня странный взгляд, словно я был незнакомцем, а не одним из его хозяев, и исчез за воротами. Вот ведь дурень, а? Впрочем, разобраться со слугой я решил потом. Конечно, за непочтительность следует его наказать, но, с другой стороны, мне ли не знать, каким самодуром может быть дядюшка. Небось приказал Хосе мчаться по его поручению сломя голову, да еще и пригрозил поркой: чего-чего, а уж тумаков бедному парню доставалось больше, чем любому другому слуге. Правда, ответить мне Хосе все равно мог, это его надолго не задержало бы, и спускать такую дерзость я не намерен. В любом случае, его выходка еще пуще омрачила начавшееся как-то не так утро.

Выехав за ворота нашей усадьбы, я поспешил на paseo к прелестной Изабелле, но отъехал не так уж далеко, когда ко мне привязался мерзкий lépero, из тех отвратительных типов, которые вечно клянчат деньги на дешевую выпивку, не чураясь и воровства. Léperos (что буквально означает «прокаженные») представляли собой настоящие отбросы общества, ибо все человеческое в себе утопили в пульке, вонючем индейском пиве, которое варят из агавы, похожего на кактус растения.

– Сеньор! Подайте! Подайте на пропитание!

Lépero ухватился грязной рукой за отполированную и украшенную серебром седельную накладку моего коня и, естественно, получил по руке хлыстом. Он моментально отпрянул к стене, но свое мерзкое дело уже сделал – запачкал мне седло. В гневе я снова поднял хлыст, но тут неожиданно послышался чей-то встревоженный голос:

– Стой!

Позади меня остановился открытый экипаж. Человек, который выкрикнул команду, – священник – спрыгнул и устремился ко мне, придерживая полы своего одеяния, чтобы не споткнуться на бегу.

– Сеньор! Оставьте этого человека в покое!

– Человека? Где вы тут видите человека, падре? Léperos – животные, а этот вдобавок грязной ручищей схватился за мое седло.

Пока я все это говорил, lépero удрал, так и не отведав больше хлыста и оставив меня наедине с хмурым священником. Я рассмотрел его повнимательнее: без шляпы, лет пятидесяти (о возрасте служителя церкви можно было судить по венчику седых волос, окружавших его тонзуру, как венец римского императора).

– Неужели ты способен убить создание Божие из-за грязного пятна на твоем серебре? – спросил он.

В ответ я насмешливо ухмыльнулся.

– Конечно нет. Я бы просто отсек оскорбившую меня руку.

– Господь все слышит, молодой кабальеро.

– Тогда передай Ему, чтобы не разрешал всякой уличной швали касаться моего коня.

Я мог бы сказать этому священнику, что вовсе не собирался наносить серьезное увечье жалкому lépero – кодекс, по которому я жил, не дозволял мне причинять вред тому, кто не может ответить, – но я был не в том настроении, чтобы выслушивать нотации.

Только развернув коня, чтобы объехать священника, я заметил, что в экипаже находится молодая девушка.

– Buenos días, добрый день, дон Хуан.