Вернувшись на главную улицу, мы двинулись к городской площади, и, когда проходили мимо гостиницы, там остановилась запряженная шестью прекрасными мулами карета. Я почувствовал, что, увидев ее, Карлос остолбенел.
На боку дверцы кареты был изображен герб. Я не был уверен, что это тот самый герб, который я заметил в ту ночь, когда выследил Карлоса, передававшего бумаги женщине с золотистыми локонами, но сомнения мои быстро разрешились. Из кареты вышла настоящая богиня: облаченная в изысканное платье из черного китайского шелка, с длинными, золотистыми с медовым отливом волосами и нежной кожей цвета слоновой кости, да еще вдобавок вся украшенная сверкающими драгоценностями.
Бедный Карлос! Спотыкаясь, словно неотесанный деревенский парень, он налетел на случайного прохожего, и я, схватив молодого испанца за руку, потащил его от греха подальше. Когда мы приблизились к женщине, взгляд ее равнодушно скользнул по нам, без малейшего проблеска узнавания. Но это абсолютно точно была она.
И не золотистые локоны, не кожа цвета слоновой кости выдали таинственную незнакомку, не карета, не шестерная упряжка, не герб на дверце и даже не то оцепенение, в которое при виде ее впал Карлос. Когда я проходил мимо, мои ноздри вновь наполнил волшебный аромат: те самые духи, «Ландыш»! От этого запаха у меня закружилась голова и кое-что зашевелилось в штанах.
39
Доставив Карлоса в casa его amigo, я вернулся на главную площадь, подошел к стоявшему у входа в гостиницу охраннику и показал ему серебряную монету достоинством в полреала.
– Мой хозяин видел, как из кареты вышла красивая женщина с золотистыми волосами и направилась в эту гостиницу. Он хочет узнать ее имя.
– А у твоего хозяина губа не дура, – заметил охранник, взвешивая на ладони монету. – Это Камилла, графиня де Валлс. Она француженка, но вышла замуж за испанского графа. Я слышал, что ее супруг умер и оставил вдове mucho dinero.
Слово «француженка» привлекло внимание случайного прохожего, не преминувшего с пафосом заявить, что «эти подлые французишки хотят самым бессовестным образом захватить нашу страну». Потом он двинулся дальше, а я продолжил разговор:
– Мой хозяин желает, чтобы графине передали маленький презент в знак его восхищения. В каком номере она остановилась?
– Можно передавать все, что угодно, но только через меня.
Я повертел в пальцах еще одну серебряную монету, на сей раз целый реал, и понизил голос:
– Мой хозяин – весьма значительное лицо, и у него ревнивая жена. Он хочет сам нанести красавице визит, но проделать это осторожно.
– Вверх по задней лестнице. Она занимает угловой номер: комната с балконом, вон там, – показал охранник. – Но сегодня вечером графини не будет. Карета вернется за ней, когда стемнеет, чтобы отвезти графиню на бал, который устраивает сам вице-король.
Я вручил парню реал, пообещав:
– Если мой хозяин, придя сюда ночью, найдет заднюю дверь незапертой, еще одна серебряная монета присоединится к своей сестрице в твоем кармане.
Размышляя о французской графине, я, медленно проталкиваясь сквозь толпу, двинулся к главной площади. Не будучи сведущ в такого рода делах, я все же наслушался довольно разговоров о политике – и за столом у дядюшки Бруто, и особенно среди участников экспедиции, – чтобы понять: Карлос затеял опасную игру.
Многие в Новой Испании опасались вторжения в колонию французов или англичан. Похвальба Наполеона, обещавшего освободить испанский народ, подлила масла в огонь, и жители колонии готовы были видеть иностранных шпионов под каждым половиком.
Ввязываться в интриги ученого было в моем положении сущим безумием, но я не мог выкинуть из головы аромат духов этой загадочной женщины. Я слышал об афродизиаках, которые сводят мужчин с ума и обращают их мозги в желе, и, похоже, именно такое воздействие оказали на меня духи графини. Однако в данном случае к вожделению примешивался еще и инстинкт выживания. К добру или к худу, но я связал свою судьбу с Карлосом. В надежде на побег из Новой Испании я намеревался сопровождать его на протяжении всей работы экспедиции. Это сулило возможность добраться до самого Юкатана и даже переправиться на корабле в Гавану. Оттуда участникам экспедиции предстояло вернуться в Испанию, я же рассчитывал обрести в главном городе Кубы пристанище после бегства из колонии. Слишком многое было поставлено на карту, и нельзя было допустить, чтобы интриги этой красавицы иностранки спутали мои планы.
Тайные делишки, которые вел Карлос с графиней, ставили его в опасное положение: ведь возникни у вице-короля хоть малейшие подозрения, ученый кончит свои дни в петле, причем лишь после того, как тюремщики развяжут ему язык, используя такие средства убеждения, какие мог измыслить один только дьявол.
А если Карлосу развяжут язык, то и его верный оруженосец – то есть я – повторит судьбу хозяина: как в пыточной камере, так и на виселице. Чтобы защитить себя, мне придется разобраться в кознях графини и уберечь моего друга от неприятностей – трудная задача, если принять во внимание, как аромат ее духов будоражит воспоминания о былом... и заставляет шевелиться мой garrancha.
Весь оставшийся день я бродил по праздничному городку. Отмечали праздник, который англичане именуют Троицей, то есть сошествие Святого Духа на апостолов после смерти, Воскресения и Вознесения Христа. Католическая церковь называла этот день Пятидесятницей и отмечала на пятидесятый день после Пасхи. В Сан-Агустине, однако, этот праздник приобрел дополнительный размах, причем сугубо церковное торжество, одно из самых почитаемых во всем католическом мире, превратилось здесь почти исключительно в повод для неумеренных азартных игр: главным образом петушиных боев и monte, популярной карточной игры.
Отцы города очистили главную площадь – здесь она называлась Plaza de Gallos, то есть площадь Петухов, – и начали рассаживаться таким образом, чтобы вице-королю и представителям знати было удобно наблюдать за петушиными боями. Из задних рядов зрелищем могли полюбоваться и простые пеоны вроде меня. Ближе к вечеру площадь была уже битком набита азартными зеваками, с алчным блеском в глазах заключавшими пари и делавшими ставки на что только можно, но главным образом на исход петушиных поединков.
Откровенно говоря, меня эти жестокие схватки между бойцовыми птицами с прикрепленными к ногам стальным шпорами, схватки, в которых лилась кровь, летели перья и соперники гибли на потеху публике, не увлекали, однако их популярность среди всех сословий населения была бесспорной. Вокруг насестов толпилось немало женщин, многие из них курили сигариллы и сигары. Дамочки побогаче были разряжены в пух и прах и сверкали множеством украшений.
Лично мне гораздо больше по душе коррида. Это бой с достойным противником, и ни один человек, вышедший на арену, не может быть уверен в том, что el toro, тысячи фунтов мускулов и адской ярости, не вспорет ему живот острыми рогами. Но смотреть, как убивают и калечат друг друга птицы, это не по мне.