Ренато поспешно покинул лагерь. Я следовал за ним, ведя лошадь с маркизом на mecatе и отпугивая клинком тех разбойников, кто оказывался слишком близко. Vaquero прикрывал нас сзади.
И тут Лопес выстрелил: он целился в нас. Не трудно было понять: на историю о том, что меня сопровождает целая армия, этот разбойник не купился. Может быть, фляги с порохом и громыхали убедительно, да вот только никакие пушечные ядра поблизости не взрывались.
Ураган обогнал Ренато. Оглянувшись через плечо, я увидел, как он схватился за луку седла и чуть не повис.
– Надо отогнать bandidos мушкетным залпом! – выкрикнул я.
– Я доставлю дона Умберто к Изабелле, а потом присоединюсь к вам.
Я вручил ему mecate, и Ренато поскакал мимо моих людей дальше в горы. Мы с vaquero спешились и присоединились к остальным.
– Зарядите мушкеты!
Я разместил пятерых человек слева и приказал им по моей команде дать первый залп. Второй предстояло сделать правому флангу.
– Это настоящий сброд, а не обученные бойцы. Если мы вышибем нескольких из седел, они мигом пустятся наутек.
«А если не пустятся, – подумал я, – то нам конец, потому что на каждый мушкет имеется только по одной пуле». Черным порохом в Гвадалахаре еще можно было разжиться, благо это зелье широко применялось в горнорудном деле, но вот свинцовые пули, когда разразилась война, стали чуть ли не так же редки, как золото.
Шайка разбойников выехала из селения верхом на разномастных животных: от породистых скакунов и рабочих лошадей, явно угнанных с гасиенд, до ослов. Они скакали по дороге колонной по пять человек, во главе со своим «генералом».
– Всем целиться в Лопеса!
Поскольку он находился впереди, можно было побиться об заклад, что мы непременно попадем если не в самого наездника, то в его лошадь.
Я приказал людям не открывать огонь, пока bandidos не приблизятся на пару сотен фунтов, и только тогда скомандовал дать первый залп. Четыре мушкета выплюнули огонь, а один выбросил еще и раскаленный шомпол: стрелок так нервничал и торопился, что забыл его вынуть. Лопес был выбит из седла, две лошади в первой вражеской шеренге рухнули навзничь. Грянул второй залп, еще один всадник повалился вместе с лошадью. Я схватил самодельную бомбу, запалил фитиль и швырнул ее. Хотя бабахнуло в сотне футов от ближайшего человека и никого не задело, но впечатление взрыв произвел устрашающее.
Впрочем, сейчас в этом уже не было необходимости: вся свора bandidos развернулась на сто восемьдесят градусов и улепетывала в разные стороны, одновременно в трех направлениях, лишь бы оказаться подальше от нас.
– А теперь скорее к нашим лошадям!
Я вскочил на Урагана и погнал его туда, где были оставлены лошади, но вскоре обнаружилось, что лошади загадочным образом исчезли вместе с мулами. Равно как и Ренато, Изабелла и дон Умберто. Vaquero, которому я велел присматривать за лошадьми и охранять маркизу, лежал, распростершись на земле, с перерезанным горлом.
– Смотрите! – крикнул один из моих людей.
Он указал наверх, на всадников, которые как раз переваливали через гребень холма, направляясь на север. Ренато ехал впереди верхом, Изабелла сидела на том же коне позади него, обнимая его за талию. Чалого, принадлежащего маркизу, он вел за собой в поводу, как и еще двух скакунов. Остальных лошадей и мулов беглецы с собой не забрали; видимо, животные просто разбежались.
Скоро разбойники наберутся смелости, чтобы предпринять новую атаку. У меня было одиннадцать человек, но только один конь, принадлежавший тому vaquero, который сопровождал меня в селение. Впрочем, некоторые из лошадей убежали недалеко: мы видели, как они пощипывают травку.
– Нам нужно поймать хотя бы шесть лошадей, – сказал я. – Тогда вы сможете вернуться в Леон, по двое на каждом коне.
Мы отправились к пасущимся лошадям и согнали вместе шестерых животных – вполне достаточно для одиннадцати человек. Я дал людям денег, для пущей уверенности в том, что они вернутся к падре.
– А куда собрались вы, сеньор? – спросил один из vaqueros.
– Я хочу отомстить убийце нашего amigo, человеку, который подло обманул падре.
– Раз так, то благослови Бог вас и ваш клинок.
103
Мне много раз случалось, удалившись от Гуанахуато на большое расстояние, затеряться среди необозримых диких просторов, суливших богатую добычу. Охотиться я предпочитал со сделанным из рога тугим луком: этим смертоносным оружием в совершенстве владели жившие в Чиуауа апачи. Однако лук не годится, когда нужно подстрелить зверя или птицу с большого расстояния: чтобы добиться успеха в такой охоте, следует подобраться незаметно, неслышно и застать добычу врасплох. Так, горных оленей мне приходилось выслеживать часами, а порой даже и целыми днями. А вот сейчас я так же упорно преследовал Ренато, Изабеллу и дона Умберто.
Ориентируясь по отпечаткам копыт их коней, я двинулся в обход разбойничьего селения и дальше на север. Маркиза захватили в плен примерно в двадцати милях севернее «резиденции» Лопеса, но перед этим он успел спрятать золото. Это означало, что завтра рано поутру троица должна была оказаться в той местности, где дон Умберто припрятал сокровища.
Двигаясь по их следам, я не спешил, ибо в мои намерения не входило догонять беглецов. Ведь в таком случае неизбежна схватка, и дон Умберто мог погибнуть прежде, чем я узнаю местонахождение клада.
Итак, я просто ехал за ними, держась на безопасном расстоянии, отставая примерно на час. Так я обычно делал, когда охотился на оленей, выжидая подходящего момента, чтобы настигнуть их – и убить.
На следующее утро я подкрепился черствым печеньем, подавив желание поесть солонины, поскольку это только усилило бы жажду. Местность была засушливой, хотя тут и там были разбросаны купы корявых кустов и деревьев, да и травы под ногами для Урагана было вполне достаточно. Но вот рассчитывать на то, что мне вскоре попадется источник или ручей, не приходилось.
Шло время, и я поднимался по следам своих недругов все выше и выше. Постепенно на склонах появилась густая поросль кустов и деревьев. Насколько я помнил, утолить жажду здесь можно было только по ту сторону кряжа, где река разделялась на два потока поменьше.
За пару часов до полудня до меня вдруг донесся какой-то странный звук. Я остановил Урагана и прислушался. Звук повторился – стон или крик боли. Нет, не просто боли – то была мучительная агония. Маркиз! Я отроду не беседовал с доном Умберто, но был уверен, что это он, поскольку явственно разобрал еще один голос, принадлежавший Ренато.
Я соскользнул с Урагана и прикрепил его поводья к ветке, но не привязал крепко, а лишь набросил, чтобы они соскочили, если конь дернется.
– Как свистну, сразу беги ко мне, – сказал я коню. Уж не знаю, насколько он понимал человеческую речь, но я не сомневался, что Ураган куда смышленее многих знакомых мне людей.