Легкий бриз порой доносил сюда густую волну благоуханий из рядов, где торговали духами, розовым маслом, ванилью, мускусом и различными пряностями, следом накатывали запахи жарящейся в тавернах рыбы и вонь протухшего мяса. Куда-то в сторону уходил нескончаемый фруктовый ряд – пестрый, ароматный, разноцветный, где красовались папайя, финики, гуанабаны
[91], лимоны, апельсины, кокосы, анона, плоды хлебного дерева, ананасы, гуавы
[92] и еще множество других даров этой щедрой земли, которым белые люди, может быть, даже еще не успели дать своего названия.
Глядя на все это великолепие, у Харта потекли слюни, и он буквально пожирал глазами горы плодов, словно высыпавшихся сюда из рога изобилия самой Флоры.
– Знаешь, какой фрукт утоляет голод получше мяса? – спросил сэр Фрэнсис, заметив голодный взгляд Уильяма.
Он взял в руки зеленый плод яйцеобразной формы, покрытый блестящей кожурой.
– Это авокадо. Надо разрезать его пополам и, выбросив семя, налить в полчившиеся луночки немного прованского масла, посолить и поперчить. Затем размешать приправу с зеленоватой мякотью – и готово! Так едят его перуанские индейцы, только масло у них, наверное, маисовое.
– Вы издеваетесь, сэр Фрэнсис? – грустно поинтересовался Уильям. – Теперь я просто обязан купить его и съесть указанным вами способом.
– В другой раз, мой мальчик. Кстати, он очень сытен, в нем много жира.
Уильям вздохнул и, купив несколько гуав и небольшую связку бананов, сжевал их прямо на ходу.
Чтобы сократить путь, Кроуфорд взял левее и вывел Уильяма к двухэтажному каменному дому, который по здешнему обычаю был окружен пальмами и цветущим кустарником. Не имея никакого особого плана, сэр Фрэнсис собирался забраться в кусты и оттуда понаблюдать за интересующими его людьми. Остановившись на улице, чтобы оглядеться, он уже было приступил к осуществлению своих намерений, но в это время на втором этаже дома раздался какой-то шум, с треском распахнулась оконная рама, и визгливый мужской голос прокричал:
– Ну почему именно в этот моиент ты вздумала показывать характер?! Разве ты не видишь, в каком положении мы все находимся? Сейчас не время для женских капризов. Посмотри на бедного Ван Леувена! Он безвременно почил, а мы живы и обязаны выполнить то, что предначертано Господом... Где же этот проклятый экипаж?!
В раскрытое окно выглянула голова Давида Абрабанеля. Он искал ожидаемый экипаж и, возможно, потому не обратил внимание на пару мужчин, замерших возле живой изгороди, увенчанной бело-лиловыми цветами. Он не заметил даже Уильяма Харта, хотя тот в первое мгновение, растерявшись от неожиданности, не догадался уйти с открытого места, где его фигура была как на ладони. Наверное, это случилось и потому, что девушка в комнате, к которой была обращена речь банкира, что-то в этот момент ответила ему, и ответ этот задел Абрабанеля за живое.
– Как?! Как ты смеешь перечить отцу?! – завопил Абрабанель, скрываясь в комнате.
Уильям побледнел. Его глаза впились в раскрытое окошко на втором этаже. Сердце его колотилось. Кроуфорд, поглаживая собачку, с любопытством посмотрел на своего друга:
– А тут, оказывается, собралось все достойное семейство! Этого я не ожидал, признаться. Представляю, как сейчас икается губернатору де Пуанси. Вторжение Голландских Генеральных Штатов – иначе это никак не назовешь. Но что самое странное – по-моему, на этот раз губернатор смотрит на голландцев сквозь пальцы. Это меня озадачивает. А вас, Уильям?
– А? Что? – рассеянно произнес Харт, не сводя взгляда с окна на втором этаже. – Я должен ее увидеть! Во что бы то ни стало!
Не обращая ни на кого внимания, он метнулся мимо живой изгороди прямо к дому. Кроуфорд одной рукой успел поймать его за плечо. Уильям резко обернулся.
– Не удерживайте меня! – почти грубо воскликнул он. – Если не хотите потерять моего расположения, Кроуфорд, тогда ради всего святого, не удерживайте меня!
– Вас удержать? – с едва уловимой иронией произнес Кроуфорд. – Увы, это невозможно. Влюбленные на крыльях Купидона взлетают без усилий выше крыши! Поэт был прав. Я уже вижу за вашими плечами эти крылья... Но, может быть, все-таки стоит подождать, пока закончится разговор отца с дочерью? Затевать сейчас новый скандал было бы явным излишеством. Прислушайтесь к словам опытного человека... Остановись, безумец! – железной рукой сэр Фрэнсис схватил Уильяма и рванул на себя. Кровь ударила Харту в голову, и он в бешенстве оттолкнул Кроуфорда, схватившись за шпагу.
Лицо сэра Фрэнсиса потемнело. Уильям заметил, как рука его метнулась к эфесу, но на полпути замерла, и он рассмеялся.
– Сдаюсь, сдаюсь! – весело сказал он, отступая от Уильяма на шаг и поднимая вверх руки.
Харт убрал шпагу, уже наполовину извлеченную из ножен, и глухо проговорил:
– Простите, сэр Фрэнсис. Но вы не должны были так...
– Смотрите, Уильям, ваш будущий тесть выходит из гостиницы! – невинно обронил Кроуфорд. – Еще немного, и вы смело можете бежать...
Но Уильям уже ничего не слышал. Придерживая шпагу, он помчался к дому не разбирая дороги.
Ум Харта был занят мыслями об Элейне, и он в горячке проскочил мимо идущего ему навстречу коренастого толстячка в шляпе, с до того низко опущенной головой, что, казалось, она тонет в ослепительно белом воротничке. Это был почтенный Давид Малатеста Абрабанель собственной персоной, спешащий в глубоких раздумьях по неотложным делам. Он не мог припомнить, когда в последний раз пребывал в состоянии такого раздражения и растерянности, как сейчас, ведь все шло совсем не так, как было задумано и как ожидалось в расчетливых мечтах. Мир на его глазах вдруг перевернулся с ног на голову, и события посыпались на него, как горох из прохудившегося мешка.
Сначала эта сумасшедшая шпионка, потом ночная стычка на Барбадосе, повлекшая за собой ранение Хансена, вдобавок эта совершенно безумная идея поисков на Тортуге... Кстати сказать, господин Абрабанель не считал, что идея была нелепой. Она была именно безумной, потому что вообразить себя в этом гнезде разбоя Абрабанель не мог и в страшном сне, ведь на этом огрызке суши у него не было ни влиятельных связей, ни верных людей. Но не плыть он тоже никак не мог. Во-первых, невозможно оставить без присмотра эту гадину-вдову. Во-вторых, за визит на Тортугу высказались Ван Дер Фельд и Хансен – они тоже почуяли запах золота. А вслед за Ван Дер Фельдом пришлось тащить за собой и Элейну, потому что он не мог оставить в заложницах у Джексона свою единственную дочь. А теперь, когда наконец хоть что-то прояснилось, взбрыкнула сама девчонка. Не хочет, видишь ли, покидать Тортугу! Глупее этого Абрабанель ничего в жизни не слыхал. Да будь его воля, он потопил бы эту проклятую Черепаху вместе со всеми её нечестивыми обитателями! Вдобавок он где-то застудил седалищный нерв, и теперь от ягодицы до колена правую ногу сводила ноющая боль. К тому же он отнюдь не любитель менять каждый день квартиры, а за эту, вопреки своим правилам, он выложил кругленькую сумму вперед, даже не успев теперь толком ею воспользоваться. Конечно, он, как многострадальный Иов, терпеливо и безропотно сносит все удары судьбы, хотя, как злосчастного Иова, его то и дело подмывает возопить, воздевая к небу короткие ручки: «За что мне это все?» Он не так глуп, чтобы не понимать очевидного – они должны как можно скорее покинуть Тортугу. Но почему вдруг заартачилась Элейна, что ее здесь держит? Беда с этими дочерьми!..