Танго смерти - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Винничук cтр.№ 77

Вдруг до моего сознания дошло, что я прислушиваюсь к звукам скрипки, доносившимся откуда-то издали, звуки эти заглушались повизгиванием и звонками трамваев, голосами людей, но скрипка продолжала играть, а я в этих звуках узнавал танго, которое так часто играл Йоська, танго смерти.

В ночь с понедельника на вторник внезапно воцарилась тишина, уже не хлопали двери, не слышно было шагов, голосов, шума моторов. Во дворе раздались женские голоса, кто-то крикнул, что энкаведисты оставили тюрьму. Началось движение, во всех камерах заключенные пытались выбивать двери, мы выломали из печи железную плиту и колотили ею изо всех сил, но тщетно. А тем временем в коридоре уже слышалась беготня, суета. Я поднялся к окну и увидел во дворе толпу заключенных, они почему-то мешкали и не решались подойти к воротам. Вдруг я заметил Яся, он и еще несколько заключенных волочили железный шворень, спустя минуту наши двери уже были выломаны, и мы бросились друг другу в объятия, но времени было мало, энкаведисты могли вернуться, а на дворе уже начинало светать.

– Где Лия? – спросил я, когда мы выбежали во двор.

– Мы ее камеру тоже взломали, она ждет нас у ворот на другой стороне улицы, бежим скорей.

Мы выскочили на улицу и увидели два советских танка, снаряды пронеслись над нашими головами, кто-то бросился назад во двор, но мы с Ясем бежим куда глаза глядят, лучше погибнуть под пулями, чем возвращаться в этот ад. С разбегу влетаем в какие-то ворота, там уже Лия: «Сюда, сюда!» – машет она рукой и ведет в сад, в конце которого деревянный забор. Возле забора ветвистая акация, хватаемся за ветку, подтягиваемся и оказываемся в другом саду, а из него через ворота выбегаем на Браеровскую. Здесь ни души. Мы спасены. Сторож из Яськиного дома открывает нам ворота и шепчет: «На чердак! На чердак! Только тихо, а то советские жиды… тьфу, евреи… те – что на первом… еще не уехали, еще торгуются – драпать или нет… Ты, Яська, к себе не ходи, я сам пойду и скажу маме».

Обессиленные падаем на чердаке на какие-то мешки и старую мебель и смотрим друг на друга, и только позже начинаем обниматься, и слезы застилают нам глаза, я не могу сдержаться и плачу навзрыд, а Лия гладит меня по голове, и я чувствую, как наши слезы смешиваются, как содрогается ее тело, я провожу рукой по ее спине и говорю:

– На твоих ребрах теперь можно Баха играть, – и мы хохочем сквозь слезы и отчаяние.

Перед подполковником Кнышом в кабинете главного врача учреждения для умалишенных сидел мужчина лет шестидесяти и заметно волновался, забрасывая то левую ногу на правую, то правую – на левую, при этом глазки его испуганно бегали, а когда встречались с проницательным взглядом Кныша, прятались, как улитки, под веки. Кныш по старой, еще приобретенной в КГБ привычке выдержал довольно долгую паузу и только тогда раскрыл папку и прочитал вслух:

– Цибулько Владимир Петрович, 1950-го года. Место рождения – Коломыя. Место прописки – Львов, улица Князя Мстислава, 6. Специальность – учитель танцев. Женат, двое детей. Так?

– Так, – кивнул человечек и попытался сосредоточиться, поняв, что вот, наконец, и начался настоящий допрос.

– Ну, расскажите мне, что с вами случилось. Как вы попали на Кульпарков. У вас обнаружили раздвоение личности?

Мужчина вздрогнул и провел ладонью по лицу.

– Какое раздвоение? Нет никакого раздвоения!

– Вот здесь написано: выдает себя за Зельмана Милькера, еврея, погибшего в Яновском концлагере.

– Э-э, простите… это не совсем так… Нет, я не перестал быть Цибулько Владимиром Петровичем. Я только обогатился, если можно так сказать, еще одним сознанием… Я вдруг открыл в себе знания, которых до сих пор не имел, – я могу во всех деталях рассказать о довоенном Львове. Назову вам все цены во всех магазинах, где, что, на какой улице стояло. А хотите – отведу на место концлагеря и покажу, где какой барак был? Вы понимаете, какая огромная польза может быть от меня? Вот я и пришел с этим в горсовет. Мол, готов поработать для истории города. Ну, тут и началось… Сначала журналисты, телевизионщики, а потом – санитары… Они взяли меня как раз в тот момент, когда я узнал, что мой племянник выжил…

Кныш внимательно слушал и все больше мрачнел.

– Ага, вы же считаете себя Зельманом Милькером?

– Нет, что вы. Я Цибулько Владимир Петрович. А Зельман Милькер – это мое второе «Я». Ну, вот как у вас. Первое ваше «Я» – подполковник СБУ, а второе – семьянин, отец семейства. Ведь эти оба «Я» не пересекаются? Правда же? Вот и у меня так. Они у меня существуют параллельно. И не конфликтуют. Я имею множество доказательств того, что не вру. Вот, например… В сентябре 1939-го я, как член КПЗУ, неумышленно отравил восемь бойцов Красной армии.

Кныш вытаращил глаза.

– Да, неумышленно. Я только украсил цветами комнату, в которой они спали после перепоя. Но цветов оказалось слишком много. Вот мы и похоронили их в двух могилках под видом жи… простите, евреев, как теперь принято говорить. Могу могилы показать. Пора бы уже там какую-нибудь тумбу красную установить. А хотите, я вам на идише прочитаю стихотворение Ицика Мангера ^[111]? Я еще со школы помню.

Раздвоенный Цибулько уже даже наморщил лоб и приготовился декламировать, но Кныш его остановил:

– Постойте. Объясните мне одну вещь. Когда ваше второе «Я» вели на расстрел, что оно перед смертью слышало?

– Что слышало?.. – человечек задумался. – Что слышало… Как что! Крики и рыдания – вот что я слышал. Нас было несколько тысяч, расстреливали партиями, и женщин, и детей… Все плакали, выли, детей пытались успокоить… Кошмар…

– И это все, что вы слышали?

– Еще пулеметная очередь была. Это последнее, что я слышал.

– А музыка? Музыка была?

– А-а, музыка? Ну, конечно же – оркестр играл. Но, знаете, он играл постоянно, непрерывно. Никто и внимания не обращал. Это уже как шум ветра или шелест деревьев.

– Не можете вспомнить, что именно играл оркестр?

– Марши какие-то… Вальгауз, наш комендант, очень любил марши.

– А танго?

– Танго… было и танго… Это уже Рокита настаивал, чтобы танго играли. Вот и племянник мой там играл – Йоська! Вы бы меня с ним свели, я б вам сразу доказал, что не вру.

– Хорошо, – сказал Кныш, закурил и постучал зажигалкой по столу. – Теперь припомните момент, когда вы осознали, что в вас всплыло это вот второе «Я».

– Я и сам не знаю. Вот иду себе по улице, иду, и вдруг – бац! – и готово! Я уже не тот, кем себя считал столько лет. То есть тот, но не вполне.

– Вы что-то услышали в тот момент? Может быть, какие-то звуки…