Джейн сделала книксен.
– Под Севастополь, значит, собираетесь, – обратился граф уже к Катерине Михайловне. – Может, вам коней переменить?
– Благодарствую, – ответил Данилыч, – только наши кони для такой дороги проверены.
– Говоришь, мои кони хуже? – взъярился было граф, но взглянул на Данилыча, и гнев уступил любопытству.
– Так это ты моих людей кнутом в Ивановке вздул?
Данилыч подтверждающе поклонился.
– Тимошку и Рябого побить невелика наука. Вот как ты со Стёпкой и Ванькой Косым справился? – сказал граф, явно не ожидая ответа на вопрос. – Попробуй-ка Мишку побить, хоть с кнутом, хоть без кнута, – показал он на своего кучера, изрядного здоровяка.
– Не могу, ваше сиятельство. Я людей для потехи не бью.
– Ах так вот! – азартно сказал граф. – А так? – И показал какую-то купюру. Потом вынул ещё одну, потом третью.
Джейн видела, что это деньги, но не знала какие. Зато прекрасно понимала злое чувство на лицах холопов: «Да я за такой капитал и с медведем подерусь».
– Ваше сиятельство, человек я наёмный, – лукаво ответил Данилыч. – Барыне решать.
Катерина Михайловна улыбнулась и покачала головой.
– Ах так! Иди ко мне в кучера. Оклад положу, как управителю, слово дам, что пальцем не трону.
– Не могу, ваше сиятельство. Я служить Катерине Михайловне надолго подрядился.
И опять лицо Изметьева побагровело. Но Джейн взглянула на него с лёгкой тревогой, и он, казалось, выдохнул гнев.
– Повезло тебе, голубушка, со слугами. Ладно. Вели кучеру гнать скорей, пока я не передумал. Эй, дать путь. А вам, леди, счастливо доехать.
Верховые съехали с дороги. Джейн было страшновато ехать мимо них, но она поняла, что графские псари глядят на Данилыча с ещё большей опаской…
Минуты через три сзади опять послышался стук копыт.
– Передумал его сиятельство? – удивилась Катерина Михайловна.
Подскочил один всадник и протянул корзину.
– От его сиятельства вам в дорогу. – И помчался обратно.
Катерина Михайловна улыбнулась:
– Хорош погребок! Шампанское, мадера. Не будь пост, хоть открой с радостей. И как вам, Джейн, наш тульский Фрон де Беф
[74]?
– Лев Иванович понравился мне гораздо больше.
– Таких помещиков, как мой дядя, в России немного, – заметил Саша.
– К счастью, таких, как Изметьев, тоже, – добавила Катерина Михайловна. – Боюсь, кстати, что через час он пожалеет о своём великодушном поступке, и наши молодые ещё не в полной безопасности. Но мы все вместе подарили им несколько часов, а за это время метель, надо надеяться, занесла следы.
Глава 6, в которой критские греки оказываются не самым страшным врагом английского путешественника, а Джейн знакомится с прошлым Данилыча и узнает на практике, что благочестие имеет свои положительные стороны
Вперёд, сыны отчизны милой!
Мгновенье славы настаёт.
К нам тирания чёрной силой,
С кровавым знаменем идёт!
Место для исполнения «Марсельезы» было самым подходящим – гавань Марселя. Под звуки гимна Революции и Первой империи «сыны отчизны милой» маршировали к трапу и поднимались на борт судна, идущего в Чёрное море.
Прошлым летом и осенью, когда из Марселя отплывали первые полки, в гавань собирались тысячи горожан с цветами и трехцветными лентами. Уважаемые дамы просто кричали виват, а симпатичные девицы выкликали солдат по именам, советуя беречь себя в бою, покрыться славой и привезти какой-нибудь русский сувенир: соболью шубу или казачью уздечку.
Весной 1855 года прежний энтузиазм приостыл. Горожане не толпились, а девицы просто не успевали познакомиться с солдатами, которые прямо с вокзала шли в порт: линейная и лёгкая пехота, артиллерия, кавалерия. Воинов, отплывающих к подвигам, что оказались не под силу их предшественникам, провожал лишь оркестр, да ещё отдельные зеваки, которым больше делать было нечего.
– Вы не находите любопытным, мистер Вильямс, что наших доблестных солдат отправляют под Севастополь с куда меньшей помпой?
– Это потому, что наши солдаты нанимаются за деньги, а лягушатники платят своим солдатам музыкой. И не родись я англичанином, все равно предпочёл бы британский вариант. Если ты скопил хоть какие-то денежки, то музыку найдёшь сам.
– Правда ваша, мистер Вильямс. Как вы думаете, долго ли ещё продержится Севастополь?
Катон Старший
[75] неизменно повторял: «Карфаген должен быть разрушен». От него произошла особая порода людей, твердящих одну и ту же фразу или задающих один и тот же вопрос, даже если на него получен окончательный ответ или стало окончательно ясно: ответа не предвидится.
Энтони Миллер, негоциант из Бристоля, относился именно к таким наследникам Катона. С того момента, когда его торговый партнёр уговорил его в длинном письме собрать нужный капитал и отправиться под Севастополь, он задавал один и тот же вопрос, сначала в Англии, а потом и в поезде Гавр – Марсель: Миллер торопился. Так как единственным попутчиком, говорящим по-английски, оказался другой негоциант – Джон Вильямс, – тоже спешивший к осаждающей армии, вопрос был задан не меньше двадцати раз.
Следует заметить, мистер Миллер знал ответ на собственный вопрос. Просто ему хотелось в очередной раз перечислить свои аргументы, услышать поддакивание собеседника и ещё раз убедиться, что он принял правильное решение.
– Поначалу я опасался, что лягушатникам надоест воевать и они помирятся с новым царём. Но, проехав по Франции, я убедился, что опасаться не стоило. Французам, как и их императору, нужна победа над русскими, а они признают, что победили, лишь захватив один из русских городов, хотя бы Севастополь. Французы хорошо помнят, в какой стране погибла их Великая армия и откуда в Париж прискакали казаки. Конечно, – улыбнулся мистер Миллер, – они с радостью отомстили бы и нам, за Трафальгар и Ватерлоо. Но наш флот лишает их такой возможности, а вот в союзе с нами воевать против русских им под силу. Поэтому они вынуждены мстить только русскому медведю и будут осаждать Севастополь хоть до следующей зимы, а значит, там будут и наши войска. Кстати, мистер Вильямс, вы сами когда-нибудь хотели кому-нибудь отомстить?
В отличие от вопроса о предполагаемых сроках падения Севастополя, вопрос о мести был оригинальным и бестактным. Но мистер Вильямс ответил и на него: