Очень долго Джейн узнавала только Сашу, точнее, его ласковый голос, еле скрывающий тревогу. Она что-то отвечала на его вопросы (даже не помнила что). Саша рассказывал какие-то новости, иногда начинал петь какой-то стих Байрона.
Джейн еле-еле разбирала эти слова, а когда поняла – рассмеялась (она ещё умела смеяться!). И вдруг сама принялась напевать:
– Попутный ветер треплет стяг
И парус рвёт: «Вперёд, моряк!»
Взойду на борт, чеканя шаг, –
Прощай, красотка Джейн!
В каких морях я ни бывал,
В каких боях ни побеждал,
Но ни на миг не забывал
Тебя, малышка Джейн!
То ли Саше понравилось, то ли он думал, так будет полезнее, но он начал подпевать незнакомую английскую песню. И этот странный дуэт повторялся изо дня в день: Саша для затравки пел несколько строк Байрона, Джейн улыбалась и отвечала своей песней.
Потом Джейн стала различать женщину, которая ухаживала за ней. Это и была та самая Марфуша, которой Саша предложил пропарить Джейн в бане, – бойкая, живая старушка.
Марфуша была не только сиделкой, но также ученицей и учительницей. Джейн помнила: ей уже не нужно говорить по-французски, а говорить по-русски она не могла. Однако Марфуша иногда понимала её просьбы на английском, иногда переспрашивала у Саши.
– Э дринк оф вотэ? Чего она хочет? Воды?
И, подавая кружку Джейн, говорила:
– Вода.
Джейн не помнила, отвечает или нет, но запоминала хотя бы часть слов. Иначе как объяснить, что однажды она спросила Марфушу про Катерину Михайловну, а та, поняв вопрос, рассказала (Джейн, конечно, не поняла).
– Катерина Михайловна – мирская заступница. Она и господам поможет, если беда, и мужику не откажет. Если какая неправда приключилась, надо скорей её искать. Мой племянник Васька в уезде в беду попал: приехал на телеге, напился, уснул, пробудился – оглобли-то пусты. Кто-то видел, говорит – цыгане увели. Он в табор, видит, вроде его кобыла, а вроде и не его – фараоново племя
[59] так лошадь переменит, что хозяин не узнает. Васька в полицию, а там его в смешки да в шею. Загорюнился, хоть на себе тащи телегу. Вдруг видит: едет городом Катерина Михайловна со своим Данилычем. Он чуть не под копыта кинулся: выручайте, барыня, кроме вас никто не спасёт. Она поругала его, Данилыч кнутом погрозился, жаль, что не похлестал, дурака. Сказали ему: жди. Васька заснул на телеге, утром будит его цыганёнок, сам верхом и кобылу пригнал. «Бери!» – «Так не моя», – отвечает Васька. «Бери, пока дают. Баро
[60] приказал тебя с именинами поздравить и кобылу подарить». Ну, Васька в зубы смотреть не стал, запряг, домой воротился. Старая, конечно, кобылка была, но три года ещё в оглоблях походила.
Джейн слушала и улыбалась. Она почти ничего не понимала, но речь Марфуши лилась как медленная песня и хотелось слушать.
– Васька-то мне все рассказал, я дождалась, когда Катерина Михайловна в гости к Льву Ивановичу заглянула, спросила её, как же так с кобылкой вышло? Она смеётся, говорит: «Приехала в табор, меня баро встретил, я ему сразу: «Чего мужика обидел?» Так, говорит, наш парень подъехал, спросил: можно ли взять? Мужик бормочет во сне: да, мол. Тот кобылку и отвязал». Катерина Михайловна говорит: пошутили, а теперь верните. Не то, говорит, прижмут вас власти, а я не заступлюсь, как бывало. «Нельзя, – баро отвечает, – цыгане не возвращают». – «Тогда подарите на именины». Вот и подарили.
Другой монолог Марфуши Джейн не то что не поняла, а даже не услышала: Марфуша говорила в коридоре, с Сашей.
– Повезло тебе, Сашенька. Женька-то твоя какова! Узнала, что отца хотят злодеи извести, и моря не побоялась, в путь-дорогу пустилась. Тебе, Сашенька, непременно на ней жениться надо.
– Марфа Ивановна, – замялся Саша, несколько огорошенный такой идеей, – дело в том, что…
– Ну и что, что нехристь! А мы её в православную веру окрестим. Тебе именно такая жена и нужна, чтобы за тобой хоть в Сибирь.
– Эх, Марфуша, как в одной пьесе сказано: не хочу учиться, а хочу жениться.
– Да, Сашенька, запамятовала я, что господа не могут, как мужики, в малолетстве жениться. Ну и подожди два или три годика. Там, глядишь, война кончится. Тогда свадебку и сыграете. А сейчас сговоритесь. Все равно её папенька лучшего жениха, чем ты, ей не сыщет.
– Папеньку надо выручить для начала, – вздохнул Саша.
* * *
Зато монолог Льва Ивановича Джейн и услышала, и поняла. Во-первых, он говорил в её комнате, во-вторых, по-английски.
– Нет, какой орёл мой Александр! В британском плену побывал и вырвался, с вашей помощью, правда, леди Джейн. За что вам отдельная благодарность. Бывал я в вашей прекрасной стране, и Александру советовал, но не пленником же начинать знакомство. Тут, глядишь, своей волей второй раз и не поедешь.
– Леди Джейн, прошу вас, не расстраивайтесь из-за того, что я столь удачно прервал ваше путешествие в Москве. И тем более не горюйте от того, что ваша конная прогулка завершилась в трёх верстах от Рождествено. Я не знаю, как вы проехали бы по России вдвоём («Хорошо, что Саша не сказал про Тедди», – подумала Джейн, отчаявшаяся объяснять собеседникам, что называть её «леди» не стоит). Путь дальний и не сравнимый с поездкой по благополучной Финляндии или с переездом в вагоне из столицы в столицу. В пути вас бы ждали мороз, дурные дороги, стража, призванная ловить дезертиров, да и сами банды дезертиров. Тем более ваша поездка в одиночку могла бы закончиться очень быстро и печально. Вы ничем бы не помогли сэру Фрэнсису, а вот себе навредили бы.
– Что мне делать? – тихо спросила Джейн.
– Я уже решил, – улыбнулся Лев Иванович. – При дворе у меня связей нет, но со времён славного 12-го года сохранилось знакомство с генералом, ну, тогда ещё флигель-адъютантом Закревским. С тех пор виделись не часто, но знакомства той войны не забываются. Сейчас Арсений Андреевич – московский генерал-губернатор. Я на днях его навестил и потешил вашей историей. Он, сам изрядный храбрец, оценил вашу авантюру и даже захотел с вами встретиться, но я объяснил ему, в каком вы сейчас положении. Закревский счёл, что разобраться в этой истории и вынести решение может только Государь, но Арсений Андреевич не сомневается: решение будет только в вашу пользу и к вашему благу. По его словам, уже очень скоро царь отправится в Крым, к действующей армии, и проедет через Москву. Арсений Андреевич сказал мне с улыбкой, что ваша история восхитит Государя и он непременно поможет вам. Не сомневаюсь в этом, – голос Льва Ивановича стал тише, – наш царь – тиран, но при этом – рыцарь. Такие короли бывали и в Англии… правда, давно. Дочь, переодевшаяся юношей и сбежавшая во враждебную страну, чтобы спасти отца, непременно тронет его сердце. Будьте уверены, после его знакомства с этой историей или, – Лев Иванович улыбнулся, – после высочайшей аудиенции ваш путь продолжится уже в царской тройке, с фельдъегерем. А она, уверяю вас, обгонит и верхового.