Чтобы он не спросил, зачем Джейн надо знать, где Тула, она стала выяснять, чем отличаются другие русские буквы от английских, и поняла, что нет города «Опен», а есть Орёл, и нет города «Кипк», а есть Курск, который южнее Орла и тем более южнее Тулы.
Лошади не собирались уставать, зато седоки чуть замёрзли и решили повернуть обратно. Почётный эскорт, понимая, что юные баре не собираются убегать, окончательно отстал.
– Саша, – спросила Джейн, – а в усадьбе много слуг?
– Человек пятьдесят, примерно. Конюхи, повара и кухонные мужики, горничные, садовников много. Большая молочная ферма с английским и голландским скотом. Ну и немного тех, кто живёт без всякой работы, особенно старухи-приживалки (Джейн вспомнила тётю Лиз). А что?
– А среди них есть кто-нибудь вроде констебля? – сказала Джейн и тут же уточнила вопрос: – Ну, что-нибудь вроде личной полиции твоего дяди?
– Нет, – улыбнулся тот. – Полиция дяди – его обращение с дворовыми. Ну, конечно, по мелочам кражи бывают: яблоко из корзины, зёрна чуть-чуть отсыплют. Но дядя на это внимания не обращает, а народ понимает – за большую шалость просто на выселки, в Андреевку сошлёт. Поэтому вся полиция – сторож Савельич, да и то он ночью спит, а днём дремлет.
– Какой честный дом, – искренне обрадовалась Джейн. Сама же подумала: при таком милом стороже, в доме не должно быть и внутренних запоров.
* * *
В усадьбе выяснилось, что из уезда привезли свежие газеты. Сообщений о близком мире с союзниками там не было, зато описывался недавний шторм, утопивший английские транспорты, включая знаменитый «Принц»
[54]. «Надеюсь, на транспортах не было морской пехоты», – со страхом подумала Джейн, но искать такие подробности смысла не имело.
Поначалу Саша и дядя Лев читали газеты при тусклом заоконном свете (Джейн, пользуясь тем, что они увлеклись, тихонько раскрыла атлас). Потом слуга зажёг свечи. Джейн узнала, что сейчас пять часов вечера, спросила, какое сегодня число, и запомнила для себя: в этой части России темнеет в пять часов вечера уже 27 ноября.
Вместе со свечами слуга предложил им пирожки и какой-то кислый, но очень приятный красный напиток. Пирожков было так много, что Джейн подумала: не обед ли настал? Конечно же, выяснилось – это лишь подготовка к обеду, а напиток называется брусничная вода. И все равно, когда пришло время обеда, Джейн постаралась съесть как можно больше.
За обедом обошлось без споров. Дядя Лев говорил о соседях, в основном с усмешками, но все же заметил: приглашать их надо.
– Иоганн, вы достаточно читали Гоголя и Пушкина? Жаль, тем более что быть патриотом России и не читать Гоголя – опасно. Если захотите ознакомиться с нашей словесностью, начните с этих авторов. Если бы вы их уже читали, то имели бы некоторое представление о моих соседях ещё до встречи с ними. Но я держусь принципа добрососедства, а так как разбойников и сумасшедших среди них нет («Встречаются и разбойники, но они не ближние соседи», – заметил Саша), то иногда зову в дом.
Ещё у дяди возникла идея узнать, не собираются ли доставить в уезд пленных союзников, и, если среди них будут англичане, поселить одного в поместье – «чтобы ты, Саша, не забыл живой язык». Джейн не поняла, а Саша удачно хмыкнул-фыркнул в салфетку.
Когда подали кофе, Джейн попросила вторую чашку. В эту ночь крепкий сон был нужен ей меньше всего.
* * *
Лицо мистера Стромли следовало сравнить с многоплановой картиной. На переднем плане лёгкими штрихами изображалось неизбежное сочувствие, на втором – гнев («ну как так можно?!), на третьем – печальная уверенность («неужели с тобой могло выйти по-другому?»).
Кроме того, мистер Стромли смотрел вниз, и это было не случайно. Лайонел лежал перед ним на полу в библиотеке. Слева от него валялись обломки стремянки. Справа – пять тяжких фолиантов. Каждый из них мог бы убить даже взрослого, упав на него с верхней полки; пустоты на самом верху стеллажа говорили, что именно оттуда они и полетели. Лайонел был жив, значит, книги пролетели мимо или рухнули раньше него.
Ещё два тома Лайонел засунул под голову, вместо подушки. Таким образом, его пребывание на полу стало отчасти комфортным.
– Ты давно так лежишь? – спросил мистер Стромли.
– С полуночи, – тихо ответил Лайонел.
– Ты звал на помощь?
– Нет. Слуги бы не услышали, а вас мне будить не хотелось.
Мистер Стромли пробормотал что-то вроде «редкостный дурак!», но все же задал естественный вопрос:
– Ты как себя чувствуешь?
– Неплохо, – прошептал Лайонел, – только, кажется, я сломал лубок на ноге.
* * *
«Ну почему этот дом так похож на Освалдби-Холл, а моя спальня – на мою комнату? Из-за этого я опять чувствую себя как под домашним арестом!»
Джейн понимала: сейчас она себя обманывает. Просто она чувствовала себя как человек, решивший сделать что-то важное тайком от людей, которые этого не заслужили. Пока же Джейн лишь предполагала, что вся усадьба заснула, но не решалась даже приоткрыть дверь и проверить это.
Наконец, решилась. Она была в халате – настоящем восточном халате, наименее подходящей одежде для побега. Поэтому, выйдя в коридор, Джейн старалась идти более или менее спокойно. Жаль, здесь не было потайной лестницы, впрочем, все равно надо на конюшню.
Как она и предположила, никакой «констебль» по ночному дому не расхаживал, а двери из основного здания в галерею и из неё на конюшню не запирались. Джейн прошла путь до конца, убедившись, что конюхи если и спят вблизи, то не в самой конюшне.
Карри тихо, приветственно заржал. «Узнал», – чуть не рассмеялась от счастья Джейн.
Когда они вернулись с прогулки, Джейн предложила Саше прокатиться завтра утром, и пораньше, едва солнце взойдёт. Больше не добавила ничего, но просьба привела к наилучшему эффекту: Саша приказал не убирать далеко сбрую ни Султана, ни Карагеза. Джейн задержалась и запомнила, куда повесили упряжь.
Разведка была успешной. Оставалось вернуться и повторить путь уже собранной.
Джейн поднялась в свою комнату. Поставила свечку, взяла лист бумаги, карандаш и начала писать. Закончила записку, вздохнула. Вынула бумажку в двадцать фунтов, положила рядом с запиской. «Тем более что в пути их не поменять», – пробормотала она.
Потом она оделась («Как жаль, что не удалось сменить шинель на полушубок, зато появились меховые рейтузы»). Взяла мешок и шагнула к двери. С этой минуты начался Побег.
* * *
Врач, прибывший вечером в Освалдби-Холл, констатировал, что кроме лубка вновь сломана и сама нога. «Вам правда так нравится читать книги, мастер Летфорд? – спросил он. – Если так, то ближайшие пять месяцев вам будет не скучно. Кроме того, мой долг сказать вам, мастер Летфорд, если ближайшие три месяца вы станете не только читать книги, но и лазать за ними под потолок, то вы можете так охрометь, что всю оставшуюся жизнь чтение окажется не только любимым вашим занятием, но и вынужденным».