Им пришлось остановиться. К позициям маршировала бесконечная колонна солдат в красных кепи и синих мундирах. Форма была свежей, почти не запылённой – подразделение прибыло недавно.
Колонна проходила через английское расположение, поэтому оркестр играл «Мальбрук в поход собрался». Пусть у французов в строю петь не принято – они любят петь на привале, – но из желания слегка подшутить над нелюбимыми союзниками солдаты то и дело подтягивали отдельные куплеты длинной истории, как умер английский маршал и как траурный паж рассказывает его вдове подробности похорон.
Глядя на бесконечные шеренги, слыша топот, от которого дрожала земля, Джейн лишний раз вспомнила, что французов под Севастополем вдвое больше, чем англичан. Желая отделаться от темы про Сашин побег, она спросила папу:
– Почему я постоянно слышу, что мы хотим продолжать осаду и стрельбу, пока русские не сдадутся, а французы хотят непременно взять город штурмом?
Сэр Фрэнсис внимательно разглядывал проходящих французов.
– Потому что, Джейн, всем французским генералам, а очень возможно, и офицерам, которые маршируют перед нами, приходилось брать штурмом баррикады в Париже в 1848 году. Или в 1851 году, когда президент Бонапарт стал императором Наполеоном III, приходилось расстреливать демонстрации на бульварах. Офицеры не хотят, чтобы взятые штурмом баррикады стали их единственной военной победой в жизни. Им нужно взять ещё и Севастополь.
Земля перестала дрожать – колонна прошла. Джейн двинулась дальше, вспоминая, что же дословно говорил мистер Стромли Счастливчику в тот памятный день.
Ещё она не могла отогнать от себя дурацкую панику: вдруг у следователя сидит портной и ей зададут вопрос, почему она до сих пор не отнесла мундир лейтенанта Кэмпбелла, хотя получила его вчера утром. Как бы ей ни было радостно за папу и тревожно за Сашу, мундир продолжал покусывать её ноющей тоской.
* * *
С ротмистром Сабуровым вышло так.
Поначалу, когда заговорщики скрылись в ночи на своей повозке, он был охвачен жаждой немедленной мести. Сабуров хотел как можно быстрее прибыть в жандармское управление и выпросить у местного коллеги новую, более многочисленную, команду, с которой и довершить преследование ускользнувших заговорщиков.
Однако он встретил неодолимое препятствие, в первую очередь в лице местных рядовых сотрудников, решительно принявших версию Данилыча, что их побила некая неизвестная шайка. Они так честно и сказали ротмистру: вы уж извините нас, Дмитрий Борисович, но если начальство узнает, что нас кучер и мальчишка побили, то так взгреет, что рук не хватит почесаться. А если мы соврём, то у вас взгреть нас за враньё власти нет.
Самое обидное, что и денщик тоже примкнул к заговору местных стражников. Он получил две зуботычины от Сабурова, в первую очередь за недостаточную прыть в рукопашной с Данилычем, но все равно твердил: нам всем нужно в стачке быть, что, мол, шайка побила. А ещё лучше будет, если никто никого не побил и никого не было.
Поддавшийся этому моральному давлению и в первую очередь униженный своим поражением в сабельном бою, Сабуров так и сказал, что съездили они зря. Геслер вздохнул, сочувственно посмотрел на печального коллегу да и предложил ему не возвращаться в Рязань, но остаться при нем, благо дел хватает, а с майором Соколовым он-де спишется.
Сабуров остался. А так как человеком он был исполнительным, то Геслер искренне радовался новому сотруднику. Пять дней назад Сабурову было дано серьёзное поручение: стать помощником начальника конвоя, который вёз в Севастополь большое казначейское довольствие. Сабуров исполнил поручение, но в обратный путь отправился не сразу.
Он гулял по Северной стороне, переехал на Городскую сторону, допуская, что в этом городе он первый и последний раз. Но так и не решался отогнать мысль – вдруг встретит ускользнувших шпионских заговорщиков? Проходя мимо трактира, взглянул на окно. И обнаружил за столом, может быть, и не самого главного, но самого обидного для него заговорщика. И, не веря своему счастью, поспешил войти.
– Александр Белецкий, вы арестованы по подозрению в заговоре, – сказал он Саше, не глядя на его сотрапезника.
– Уточните, в каком, – спросил Саша, без всякого волнения.
– В англо-чухонско-польском заговоре… – сказал Сабуров.
– Против Британской империи, – закончил Саша и рассмеялся.
– Что же вы находите в этом смешного? – удивился Сабуров.
– Понимаете, ещё позавчера ваш английский коллега настойчиво расспрашивал меня о замыслах против Британской империи.
– Так вы и здесь продолжили ваши преступные сношения с подданными Британии! – торжествующе заметил Сабуров.
Саша не ожидал, что сможет засмеяться ещё громче. Он даже хохотал, с непривычной для себя громкостью, долго, почти истерично.
Этот смех прервал Федька. Хотя в рассказе о своих странствиях Саша отвёл Сабурову не больше двух минут, но своим мнением Федька все же обзавёлся.
– Брат, скажи, ты с какого бастиона? – спросил он, глядя Сабурову в глаза.
– Я хочу провести арестование, – ответил Сабуров.
– А по мордасам не хочешь? – лениво, но с интересом спросил Федька. – Люди тут, вот я к примеру, после бастиона сидят, отдыхают, а к ним подходит неизвестно кто, с какими-то ребячьими глупостями.
Федька говорил это спокойно, без всякой рисовки. Саша глянул ему в глаза и окончательно понял: Федька не просто повзрослел, но в чем-то даже стал взрослее многих знакомых ему взрослых.
Однако следовало сказать и своё слово.
– Может, не стоит в морду? – заметил Саша. – Господин ротмистр, – добавил он, показывая на свою саблю, – у вас надёжно пришиты эполеты?
Сабуров побагровел. Тут подскочил половой, поставил на стол тарелку с пирожными и высказался о наблюдаемой ссоре:
– Ежели господа драться решили-с, то лучше из заведения-с удалиться. А вообще-то, сейчас в Севастополе на бастионах с неприятелем драться принято-с.
– Да я как раз об этом, – сказал Федька. – Ваше благородие, если у вас и правда нет других дел, как польско-чухонские заговоры раскрывать, так, может, нам с вами лучше на бастион пойти? У нас сейчас каждый человек на счёту, а на вас посмотришь, так вы один орудие с места сдвинете, коли нужно. Очень пригодитесь! Нет, не хотите? Брат Сашка, давай пирожные есть и вино пить, а его благородие как хотят.
С этими словами Федька лягнул третий стул, стоявший у стола, и обратился к половому, поднявшему его:
– Отставь его подальше. Нам посторонние не нужны.
– Такое поведение, сударь, может и вас довести до ареста, – прохрипел Сабуров.
Федька сделал печально-понимающее лицо, будто призывая в свидетели весь мир: неужели кто-то сомневался в моем диагнозе?
– Значит, ваше благородие, вы и вправду впервые в Севастополе. Не то бы знали: у нас и арестанты на бастионах работают. Я вот вам дам сейчас хоть кулаком по морде, хоть бутылкой, да в наказание на своём бастионе окажусь. Без конвоя – нет подлецов среди местных арестантов, никто ещё с бастиона не сбегал. Так что вы, сударь, решайте: со мной на кулачках драться, с братом Сашкой на саблях или со мной на бастион отправиться и там Отечеству послужить. Все равно завтра всем нам карачун, так хоть непостыдную смерть примете.