Рыцари света, рыцари тьмы - читать онлайн книгу. Автор: Джек Уайт cтр.№ 21

Среди ее участников был и пайенский триумвират. Друзья, наконец получившие возможность перевести дух после напряженных шестинедельных трудов, приободрились и уже готовились отражать удары богословской пращи, которую, как им казалось, припасли для них спешащие на съезд священники.

Едва распространилась весть о Соборе, как появились и многочисленные предположения о его причине. На предыдущем съезде, состоявшемся накануне в Италии, Урбан во всеуслышание заявил о слиянии двух Церквей — Западной, представленной римским престолом, и Восточной в лице византийского императора Алексия Комнина. Теперь все гадали, каких судьбоносных событий следует ждать от встречи в Клермоне, и, едва съезд начался, ни у кого не осталось на этот счет никаких сомнений.

В течение девяти дней собрание из трехсот лиц духовного звания наметило круг вопросов, по некоторым из которых были приняты немедленные решения. Симония ^[6] — бельмо на глазу Церкви — была объявлена вне закона и предана анафеме, поскольку способствовала покупке и продаже духовных санов и ценностей и, таким образом, влияла на денежные прибыли. Брак в церковной среде также подвергся анафеме, и, в довершение ко всему, французский король Филипп Первый был отлучен за незаконную женитьбу на графине Анжуйской Бертраде де Монфор.

В последний день съезда, когда толпа желающих лицезреть и слышать Папу уже не помещалась в храме и его окрестностях, было решено перенести собрание на луг Шампэ близ церкви Нотр-Дам-дю-Пор на восточной окраине города. Эта пустошь была единственным местом, способным вместить всех желающих, и, когда гости и зеваки расположились кто как мог, Папа Урбан раскрыл истинную причину созыва Собора. Безошибочное чутье прирожденного оратора призвало его к зрелищности, и бесхитростная, страстная речь Папы, беспримерное в своей неожиданности заявление вызвало хаос среди слушателей, воспламенило толпу и возвестило крутой перелом внутри Церкви.

Папа говорил с убедительным красноречием. Он сразу дал понять, что обращается не только к собравшейся перед ним аудитории, но ко всему западному христианскому сообществу, и, несмотря на изначальное предубеждение, Гуг вскоре заразился пылом, с которым вещал понтифик. Урбан рассказывал о необоримых трудностях, с которыми вынуждено сталкиваться восточное христианское братство, о жестоких притеснениях со стороны сарацин и турок-сельджуков, так что Гуг настолько проникся живописанием тамошних грубых нравов, что в какой-то момент даже покачнулся и едва не упал, но вовремя ухватился за руку стоявшего рядом Мондидье.

— Они оскверняют и разрушают наши алтари, — говорил Папа, и голос его звенел в мертвой тишине, множа ужасные подробности перечисляемых зверств. — Они обрезают христиан и пролитой кровью наполняют купели. Они могут поймать любого правоверного и вскрыть ему живот, намотать кишки на кол и заставить несчастного спасаться бегством от ударов их копий, пока он не лишится всех внутренностей и не упадет замертво.

Папа прервался и обвел взглядом ошеломленных от ужаса слушателей. Убедившись, что его слова производят нужный эффект, он продолжил:

— У меня накопилось множество свидетельств, полученных из разных источников. Поверьте, то, о чем я рассказываю, — не единичные случаи. На Востоке это происходит ежечасно и повсеместно — от Иерусалима до Византии… — Папа перевел дух, не сводя глаз с толпы. — Кто согласится от моего имени покинуть свой очаг, родителей и братьев, жену и детей, и отчие владения, получит их обратно стократ и войдет в жизнь вечную…

Над лугом повисла гробовая тишина. Люди не верили своим ушам, боясь, что неправильно поняли сказанное Урбаном. Но Папа еще не закончил свою речь, приберегая под конец самое интересное. Он еще раз оглядел людское море и воздел обе руки.

— Внемлите же призыву Господа, дети мои, а паче вы, храбрые рыцари и доблестные мужи, услышьте стенания братьев ваших в восточных землях, узрите их кончину под пятой неверных! Оставьте тщету семейных и межсоседских распрей, но обратите ваши взоры к истинной славе… Святой город вопиет об избавлении! Отправляйтесь к Святому Гробу, о, воины во славу Божию, и избавьте богоданную землю от гнусного отродья!

Гуг насчитал пять ударов сердца в снова воцарившейся тишине, а Годфрей Сент-Омер за это время успел обернуться к другу с разинутым ртом, как вдруг толпу сотряс единодушный исступленный вопль: «На то Божья воля! Так угодно Богу!» Впоследствии уже невозможно было установить, кому первому пришел в голову этот клич и когда началось всеобщее волнение, — пламенный призыв породил пожар, раздуваемый ветром и, казалось, готовый испепелить сухой травостой. Толпа словно уже ждала наготове, чтобы в нужный момент прославить новое начинание. Граф со свитой не меньше других изумились неожиданному повороту событий, но самого Гуга еще больше потрясли последующие действия графа Гуга Шампанского.

Становилось ясно, что Папа тщательно подготовился к своему выступлению и даже предполагал не сходя с места завербовать сколько-нибудь рыцарей для благословленной им войны. У его помоста лицом к толпе сгрудились священники с кипами белых тканевых крестов, несомненно заготовленных на случай добровольческого ажиотажа. У Гуга, едва он заприметил фигуры в сутанах, не осталось больше сомнений насчет их намерений, тем более что любая инициатива Церкви вызывала у него недоверие.

Впрочем, очевидно, никто, включая самого Папу, не ожидал такого страстного отклика на произнесенную речь, выразившегося в немедленных действиях. Казалось, что любой из огромного людского моря — будь то рыцарь или мирянин, юноша или старик, женщина ли, ребенок — все желали безотлагательно броситься на ненавистных турок и сарацин и сразиться с ними не на жизнь, а на смерть.

— Н-да, — звучно произнес Годфрей, — есть чему удивляться, как полагаете? А Папа-то завзятый краснобай.

— А ты ожидал иного, Гоф? — кричал друзьям в уши добравшийся к ним Пейн, поскольку за ревом толпы мудрено было что-либо расслышать. — Думаешь, глухонемой смог бы стать Папой?

— Не смог бы, конечно, но этот и меня заставил на миг поверить, что, действительно, пора сей же час идти бить этих проклятых сарацин… Сдается, рыцарям-христианам не терпится умаслить местного епископа и получить парочку-другую благословений. Что скажешь, Гуг?

Не успел тот вымолвить и слова, как рядом с ними оказался Пепин, первый графский помощник. Он объявил:

— Его милость желает вас видеть, мессиры.

* * *

Все трое без слов последовали за Пепином и, пройдя через цепочку стражей, охраняющих графский бивак, застали своего сеньора в окружении важных советников. Насупленный граф, погруженный в глубокие раздумья, покусывал губы, и никто не решался нарушить ход его мыслей — все молча глядели на него, не смея даже переговариваться меж собой.

Пепин сразу подошел к хозяину и что-то шепнул ему на ухо. Граф Гуг тут же обернулся к друзьям, поманил их пальцем и жестом велел следовать за ним. Вместе они отошли к высокому остроконечному шатру, над которым должен был реять графский штандарт, но от безветрия полотно обвисло. Никто не осмелился двинуться вслед за ними, и граф сам откинул полу шатра, пропуская молодых рыцарей вовнутрь. Войдя последним, он обратился к ним с вопросом: