Вельяминовы. Время бури. Книга третья - читать онлайн книгу. Автор: Нелли Шульман cтр.№ 116

– 14 июня 1940 года, 03.25 утра. Принял посол по особым поручениям, Дате Наримуне. Каунас, Литовская Республика.

В радиограмме не было ничего того, о чем бы ни написали газеты. Черчилль, выступая в Палате Общин, сказал, что, если понадобится, то Британия будет драться с немцами на берегах, и на улицах. Он пообещал, что страна никогда не сдастся. Через несколько дней после его речи тринадцать тысяч британских и французских солдат, остатки армии союзников на Западном фронте сложили оружие перед седьмой дивизией генерал-майора Эриха Роммеля, в приморской деревне Сен-Валери-ан-Ко. Правительство Франции бежало из Парижа в Тур. Вчера столицу объявили открытым городом. Италия присоединилась к войне, на стороне Германии. Норвежская армия капитулировала перед Гитлером.

Радиограмма пришла в разгар обработки паспортов. За три дня, как неожиданно весело думал граф, Наримуне и Сугихара-сан довели свои действия до почти искусства. Каждое движение было выверено, времени они не теряли. Получив новые пачки паспортов, они заносили данные людей в консульские документы. На визе, имена и фамилии требовалось печатать по-японски. Они не тратили время, записывая слоги катаканы на бумаге. Наримуне, с закрытыми глазами, мог настучать на машинке транскрипции еврейских фамилий. Каждую визу подписывали, от руки, снабжали датой и консульской печатью.

Он, невольно, пошевелил пальцами. Рука ныла. Боль отдавалась куда-то в левый бок, близко к сердцу. Рядом с радиограммой лежали листы, исписанные твердым, учительским почерком Регины-сан. Наримуне читал о цветных карандашах и картоне, о глине для лепки, о восковых мелках американской компании Crayola, о том, как делают карточки с буквами, и палочки для счета. Кузина даже снабдила список рисунками:

– Фартук для работы с глиной и красками, касса для хранения карточек, детали, для конструктора… – она рекомендовала английскую фирму, Meccano:

– С войной поставки могут задержаться… – писала кузина, – но я уверена, что в Стокгольме остались старые запасы игрушек. Йошикуни нравится строить. Мне кажется, у него есть технические задатки… – граф поймал себя на улыбке. Он собирался подарить сыну большой набор Meccano на третий день рождения.

– Мы к тому времени в Токио окажемся… – тикали часы, над садом повисла предрассветная дымка, Наримуне стоял, с чашкой кофе. Он и Сугихара-сан распрощались, как обычно, в пять утра. Кузина провела ночь в городе.

Предыдущим вечером Наримуне, выкроив два часа, накормил Регину-сан настоящим, японским обедом. Он отправил кузину с мальчиком в сад, с игрушками, и заперся на кухне. Наримуне варил рис, жарил овощи и курицу в темпуре, солил свежего, балтийского лосося. Он достал бутылку хорошего сакэ, из шкафчика, подогрев его, как в лучшем токийском ресторане. Ели они за столом, но Наримуне рассказал кузине о японских традициях. Он говорил о горных деревнях, в Сендае, о горячих источниках, и снеге, устилающем сад, зимой, о павильоне, где сидят у очага, раздвинув перегородки, любуясь осенними листьями, или цветами сакуры. Он сделал чай, медленно и аккуратно, как его учил наставник, в Киото, когда Наримуне занимался с принцем Такамацу. Кузина покраснела: «Мне неудобно, вы съели рис, а оказывается, что…»

– Это был лучший рис в моей жизни, – серьезно отозвался Наримуне.

Он сам не знал, зачем делает все это.

Она уезжала сегодня, в семь утра, с последней группой молодежи, и кузенами, в Вильнюс. Они проводили в городе весь день, вечером отправляясь на границу. Завтра кузина исчезала в бесконечных, глухих лесах, выходя из них только на Тисе. Перебравшись в Венгрию, они встречались с другими группами в Будапеште. Кузина рассказала ему все за обедом:

– Максим тоже с нами едет, однако он в Белоруссии остается. У него дела, и вообще… – Регина помолчала, – Авраам, то есть кузен, Авраам предлагал ему в Палестину податься, хоть Максим и не еврей. Однако он сказал, что в Москве его дом…

– Дом, – Наримуне смотрел на большие, старинные часы, на обтянутой шелковыми обоями стене. Малыш спал. Йошикуни, в отличие от отца, просыпался поздно.

– Она… – вспомнил Наримуне, – Лаура, любила поспать. В выходные, когда она у меня ночевала, я ей приносил завтрак, в постель. Она не вышла замуж, а ей двадцать семь… – читая письма тети Юджинии, Наримуне ловил себя на том, что ему хочется увидеть новости о свадьбе Лауры:

– Она никогда не станет искать встречи с маленьким, – вздохнул Наримуне, – она не такой человек. После того, как я с ней поступил… – он нашел на столе сигареты, – у меня, должно быть, и не случится больше любви… – к невесте он никаких чувств не испытывал. Наримуне даже не помнил, как выглядит старшая дочь императора.

Часы, медленно, пробили шесть раз:

– Кузен Аарон их провожает, на вокзале. Первый дизель, на Вильнюс… – вечером кузина обняла Йошикуни:

– Будь хорошим мальчиком, слушайся папу. Я тебе оставила карандаши, краски… – сходив с Йошикуни в универсальный магазин, Регина-сан купила мальчику набор для рисования. Наримуне, смутившись, хотел отдать деньги. Девушка покачала головой: «Что вы, кузен! Это подарок, от меня, для малыша…»

Она пекла печенье, варила куриный суп, и сделала фаршированную рыбу. Йошикуни требовал добавки. Граф никогда не пробовал еврейской кухни. Он только и мог, что сказать:

– Очень, очень вкусно, кузина. У нас, в Сендае, готовят рыбный суп, с шариками, из лосося, из тунца. С водорослями, с пастой мисо… – он вспомнил острый запах моря, шум волн, забегаловку на набережной, где на деревянный прилавок выставляли большие миски с дымящимся, соленым супом.

Наримуне захотелось постоять с Региной-сан, на серых камнях пляжа, вглядываясь в темно-синее море, захотелось отвезти ее на Сосновые острова, в бухте Мацусима. Он прочел ей знаменитое стихотворение Басе. Регина рассмеялась: «Он открыл рот, от восхищения, и не мог ничего сказать. Только «Ах!».

– Именно, – кивнул граф:

– Я в первый раз мальчишкой в бухте побывал, с родителями. Представьте себе, Регина-сан, тихий залив, сотни островов. Осенью они переливаются, играют всеми оттенками золота. Среди сияния видны зеленые верхушки сосен… – стрелка часов подбиралась к четверти седьмого. Наримуне не ложился спать. Вернувшись в квартиру, он проверил, как устроился малыш, в большой кровати, под шелковым одеялом. Наримуне тщательно побрился, в ванной, переодевшись в свежий костюм. Сменив рубашку, он застегнул запонки:

– Зачем? У тебя есть долг перед его величеством, ты согласился на помолвку. Надо держать слово дворянина. Регина-сан добрая девушка, она согласилась присмотреть за маленьким. Она еврейка, вы люди разных народов. Она тебя младше, на десять лет… – Наримуне вспоминал тонкие, изящные щиколотки, маленькие, испачканные травой ступни. Играя в саду с ребенком, она сняла туфли и чулки. Выйдя на террасу, граф застал ее лежащей на спине, на лужайке. Смуглые ноги болтались в воздухе, она подняла малыша. Йошикуни заливисто смеялся, ее темные волосы разметались по прикрытым легкой блузкой плечам.

Наримуне, неслышно, вернулся обратно в консульство. Он велел себе этой ночью обработать на сто паспортов больше. Регина-сан спала, с Йошикуни, в консульской квартире. Печатая на машинке, Наримуне повторял себе: «Забудь, забудь».