Когда они выезжали из деревни, Констанца предложила:
– Если мы с тобой в Лондон собрались, давай в Национальную Галерею сходим. Посмотрим на тетю Тео… – Стивен кивнул:
– Традиция. Я тоже к ней ходил, перед Испанией.
Стивен вспомнил, что кузен Мэтью, в Америке, тоже, судя по всему, занимается работой с учеными. Дядя Хаим ничего прямо не писал, но по его тону было понятно, что у Мэтью важная должность:
– Меир в Бюро трудится, агентом… – въехав в Лондон, они сразу застряли в пробке, – Аарон в Берлине, – майор Кроу взглянул на хмурое, зимнее небо:
– Мы будем воевать. Гитлер не ограничится Германией. С русскими мы станем союзниками, что бы ни говорили в парламенте… – Стивен всегда обрывал сослуживцев:
– У нас один, общий враг, фашизм. Мы не вмешиваемся во внутренние дела России, однако против нацизма мы сражались вместе… – Констанца думала о весеннем Риме. Этторе много писал ей об Италии. Девушка скрыла улыбку:
– Словно в романах тети Вероники. Лаура рассказывала. Девушка и юноша влюбляются по переписке. Как в прошлом веке… – весь прошлый год они с Майораной обменивались конвертами, и давно называли друг друга по имени. В одном из писем, полученных прошлой весной, Констанца нашла засушенную веточку мимозы. Этторе стал писать ей не только о физике. Констанца читала о холмах вокруг Рима, о цветущих полях, о виноградниках, замках, и мостах через Тибр. Она и сама, невольно, вставляла в свои послания несколько строчек о Кембридже. Однажды, ради шутки, девушка добавила к письму зашифрованный абзац. Этторе понял шифр. В следующем письме, Констанца обнаружила целый лист формул. Она прижала ладони, к бледным щекам:
– Я не знала, что он пишет стихи… – Констанца дошла до строчки: «Это, конечно, не мое творение. Но никто, лучше Петрарки, не говорил о любви…»
Коль души влюблены,
Им нет пространств; земные перемены,
Что значат им? Они, как ветр, вольны…
Девушка закрыла глаза:
– Он прав. Нельзя отказываться от чувств. Эмоции, часть природы, как распад атомного ядра, как химические элементы. Часть вселенной, окружающей нас…
Констанца взяла ручку:
– Не надо бояться. Резерфорд говорил, что для ученого ценна смелость. Бесстрашие. Здесь тоже, – она стала быстро писать.
Брат высадил ее у подъезда особняка герцога, на Ганновер-сквер. Стивен дождался, пока дверь откроется. Маленький Джон был в холщовом фартуке. Констанца принюхалась. Из кухни тянуло жареным мясом. Граф Хантингтон протянул Стивену крепкую руку:
– Свинину запекаю, к ужину. Папа поехал куда-то, с тетей Юджинией, с вокзала. Я чай сделаю… Заходи, – юноша помог Констанце раздеться. Стивен посмотрел на часы:
– Мне еще в Уайтхолл пробиваться, через пробки… – он сбежал по ступеням, дверь закрылась. Взревел мотор ягуара.
Девушка в скромном пальто и шляпке стояла у ограды сквера на площади, сжимая саквояж. Из кармана торчала Daily Mail. Тони переступила замерзшими ногами:
– Я не могу туда идти. Как я папе в глаза посмотрю? Папе, Маленькому Джону, остальным… – она положила руку на чуть выступающий живот. Задувал ветер, сквер опустел, над Лондоном повисло неприветливое, темное небо. Смеркалось, но фонари еще не зажглись. В окнах гостиной особняка виднелся отсвет пламени в камине. Шмыгнув носом, девушка тяжело, устало опустилась на мокрую скамейку. Завернувшись в пальто, Тони расплакалась.
На Флит-стрит, Юджиния остановила лимузин: «Джон, отдай мне оружие».
Ожидая прибытия поезда, на перроне Юстонского вокзала, женщина оглянулась. Лотки с газетами выстроились у входа, под стеклянной, закопченной крышей. Юджиния заметила рукописные афишки продавцов: «Сенсационные фото аристократки в Daily Mail!». Леди Кроу отвернулась: «Откуда лорд Ротермир взял снимки? Значит, Тони не погибла? Где она?».
Владелец газеты, лорд Ротермир, поклонник Гитлера, поддерживал партию Мосли. Сын, во время визитов в Лондон, встречался с Ротермиром. Издателю, через Питера, передавали большие суммы денег, из рейхсминистерства пропаганды, ведомства Геббельса. После запрета на публичные собрания партии Мосли, Ротермир прекратил печатать статьи, откровенно восхваляющие британский фашизм:
– Все равно… – Юджиния посмотрела на большие часы, над головой, – Daily Mail остается рупором политики Чемберлена. Умиротворение Германии… – она поморщилась:
– Ротермир больше не призывает британских юношей записываться в партию Мосли, просто потому, что еврейские фирмы пригрозили отказом от размещения рекламы в газете. Деньги евреев он тоже не хочет потерять… – Юджиния, горько улыбнулась. На платформе было шумно, в динамике слышались объявления о прибытии поездов. Юджиния прищурилась, завидев локомотив.
Когда сын приезжал в Лондон, они не встречались. Свидания были слишком опасны. Питер жил в городском особняке Мосли и Дианы, или гостил в поместьях аристократов, заигрывающих, как, мрачно говорил герцог, с Гитлером. Сын посещал приемы у Риббентропа, в немецком посольстве:
– Риббентроп возвращается в Берлин, – вспомнила леди Кроу, – он получил пост министра иностранных дел. Питер с ним очень сдружился. С ним, с Геббельсом. Господи, – Юджиния невольно перекрестилась, – убереги моего мальчика, прошу Тебя.
Джон успокаивал ее.
Герцог не мог рассказывать ей всего, но Джон говорил, что Питер, в Германии, не один. Рядом с ним работали другие люди, антифашисты, противники Гитлера. Юджиния, однажды, вздохнула:
– Ты упоминал, Джон, о концентрационных лагерях. Дахау, Бухенвальд… Что станет с Питером, если его начнут подозревать, если кто-то узнает… – Джон ничего не ответил. Юджиния понимала, что сын, в случае разоблачения, закончит смертной казнью, а вовсе не лагерем. Стоя на перроне вокзала, она, испуганно, подумала:
– Если через Питера фото передали? Тони жила в Испании. У Франко много немецких советников. Если она, каким-то образом, попала за линию фронта? Бедная девочка, ее принудили. Все случилось не по ее воле… – дома Юджиния заставила себя пристально рассмотреть лицо Тони:
– Это наркотики, – сказала себе Юджиния, – наверняка. Я работала в госпитале. У некоторых раненых были подобные глаза… – когда Питеру исполнился год, Юджиния взяла няню. Она пошла на курсы медицинских сестер, с женами Джона и Джованни. Тогда ей стало немного легче, после гибели мужа:
– Они меня очень поддержали… – вспомнила Юджиния покойных родственниц, – они тоже мужей ждали. Боялись, что получат похоронное письмо, как я. Джованни вернулся из Бельгии, без ноги, Джона газами отравило. У Маленького Джона и Питера одна няня была, на двоих. Она и за Лаурой со Стивеном присматривала. Леди Джоанна тоже с нами в госпитале работала. В последний год войны Тони с Констанцей родились. Кто знал, что Джоанна детей оставит и в Антарктиду отправится, что испанка начнется,… – сын тогда заболел. Юджиния неделю провела в детской, ночуя на полу измеряя температуру, меняя белье. Питер, выздоравливая, требовал еды. Юджиния вспомнила ясные, лазоревые глазки ребенк: