Вельяминовы. Время бури. Книга первая - читать онлайн книгу. Автор: Нелли Шульман cтр.№ 94

– Значит, увидим вас на картине, посвященной немецкой молодежи, герр Петер. И может быть, – он тонко улыбнулся, – вы начнете чаще посещать Германию? Мы старались, чтобы вам понравилось…, – на совещаниях, где присутствовал Геббельс, неоднократно говорилось, что Германии нужна сталь и бензин заводов Кроу. Герр Петер любовался танцующими парами.

Играли венский вальс. Гитлер любил музыку Штрауса, Кальмана и Легара. Геббельс, озабоченно подумал:

– Ходили слухи, что у Штрауса дед был еврей. Он принял католицизм, но все равно…., Легар на крестившейся еврейке женат, а Кальман и просто еврей. Надо что-то с ними делать…, – в рейхе существовал статус «почетных арийцев».

Ученые и деятели искусства могли его получить, но Геббельс понимал, что Цвейг и Фейхтвангер, предпочтут умереть, нежели чем вернуться в рейх, пусть и с почестями.

– И Брехт, и Ремарк…, – Геббельс поморщился:

– Они не евреи, они немцы. Гениальные немцы…, – рейхсминистр отлично разбирался в литературе. Оставшиеся в рейхе писатели годились только на то, чтобы точить карандаши Фейхтвангеру и Ремарку. Геббельс услышал голос герра Кроу:

– Я начал учить немецкий язык в семнадцать лет, рейхсминистр, когда поступил в Кембридж. Я восхищаюсь гением фюрера, вашей страной…, – лазоревые глаза герра Кроу блестели. Геббельс, мимолетно, подумал:

– Если он переедет в Германию, у меня будет с кем поболтать о музыке, о книгах…, – говоря с Геббельсом, Питер видел ласковую улыбку мальчика Пауля:

– Все ради него, – напоминал себе Питер, – ради него, и других детей. Ради больных, над которыми измываются так называемые врачи, ради евреев Германии. Ради страны. Правильно Генрих говорил, когда мы к Берлину подъезжали. Мы работаем для того, чтобы немцы прозрели. Поэтому терпи, и делай свое дело.

Немецкий язык Питер начал учить в четыре года, с французским и русским. Мать хотела, чтобы он знал язык покойного отца. По-русски Питер давно не говорил, и пообещал себе:

– Когда все закончится, когда я вернусь домой, опять начну заниматься. Стивен даже лучше меня справлялся. Он в Испании, наверняка. Туда много добровольцев поехало, из Советского Союза тоже…, – Питер учился с детьми Холландов. Кузина Тони тоже знала русский язык, как и Маленький Джон, как и Констанца Кроу.

– Они сами захотели на занятия ходить, – смешливо подумал Питер, – не могли перенести, что я учу язык, которого они не знают. Господи, семью бы увидеть…, – они с Геббельсом перешли на обсуждение голливудских лент. Питер старательно избегал упоминаний о Фрице Ланге и Марлен Дитрих. Он помнил тихий голос дяди Джона:

– Геббельс, по слухам, лично занимается нацистским кинематографом. Он большой любитель актрис, певиц. Ты понимаешь, о чем я.

Питер кивнул: «Конечно».

По возвращению в Берлин они с Генрихом играли на кортах, в его спортивном клубе. У сетки можно было поговорить спокойно. Генрих предупредил фрейлейн фон Вальденбург. Девушка собиралась принять ухаживания Питера.

– Все равно ненадолго, – почти весело заметил Питер, подбросив мяч, – скоро мы уезжаем…, – посмотрев на лицо Генриха, он обругал себя:

– Мог бы прикусить язык. Ты уезжаешь, а он остается. И Габриэла покидает Германию…, – фон Рабе, неожиданно, улыбнулся:

– Ничего. У меня хорошие ребята. Мы справимся. Помни, – он забрал мяч у Питера, – фрейлейн Юнити на тебя больше не обращает внимания, но это ничего не значит. За тобой следят, и будут следить. На приеме, скорее всего, появится кто-то из СД.

Шелленберг тоже не танцевал, он был на работе.

Стоя у стены, он, внимательно рассматривал герра Питера Кроу. Раньше Вальтер видел его только на фото. Шелленбергу герр Кроу понравился. Несмотря на небольшой рост, осанка у него была отличная, спортивная. Шелленберг вспомнил досье:

– Он увлекается греблей и теннисом, в футбол играет, как все англичане. Отец его на войне погиб, он был русский…, – русские эмигранты, консультировавшие СД, объяснили Шелленбергу, что покойный отец герра Кроу происходил из семьи, по крови старшей, чем Романовы.

– У них никогда не было титула, – задумчиво ответил Шелленберг. Он услышал смешок:

– Герр Вальтер, подобным людям титул не нужен. Они дальние родственники царской династии. Воронцовы-Вельяминовы, по прямой линии, происходят от варягов, или викингов, как вы их называете.

Глаза у герра Кроу были спокойные, пристальные, лазоревые. Он углубился в разговор с Геббельсом. Молодой человек, изредка, посматривал на кружащиеся пары. Шелленберг напомнил себе:

– Надо обратить внимание, на ту, кого он пригласит. Пока он не танцевал, но только третий вальс. К тому же, из женщин здесь леди Мосли и Юнити, – Шелленберг, невольно, улыбнулся, вспомнив фотографии мисс Митфорд, – и оперные дамы…, – очередь до легких жанров пока не дошла. На приеме пели любимые актрисы Геббельса.

Вальс закончился, музыканты поклонились. Геббельс шепнул Питеру:

– Сейчас выступит наша молодая певица, Габриэла фон Вальденбург. Старая песня, прошлого века…, – рейхсфюрер вздохнул:

– Очень трогательная, герр Кроу. Моя любимая…, – бархатные шторы, скрывавшие устроенный в гостиной подиум, отдернулись. Он услышал аплодисменты:

Циглер, оказывается, преуменьшил ее красоту.

Золотисто-рыжие волосы, заплетенные в косы, падали на стройную спину. Габриэла оделась в традиционный костюм женщин из гор Гарца, жен и дочерей рудокопов. Черная, пышная, юбка едва закрывала колени, на белую, кружевную блузу девушка накинула расшитую шаль. Длинные ноги в простых, крестьянских туфлях сверкали летним загаром. Она пела высоким, сильным сопрано:

Геббельс всхлипнул, Питер сжал зубы:

– Все они такие. Гитлер со мной о собаках разговаривал. Об овчарке своей…, – Питер заставил себя успокоиться:

– Мелкие чиновники. Неудачники, дорвавшиеся до власти, оболванившие страну…, – он помнил влажное, холодное пожатие вялой руки Гитлера. Питер потом пошел в умывальную, и долго тер ладони мылом.

Габриэла пела о золотом кувшине, выпавшем из рук. Среди осколков виднелись алые капли.

Геббельс прошептал:

– Ах, герр Кроу, как это прекрасно…, – зал взорвался аплодисментами. Габриэла поклонилась:

– Следующую песню я посвящаю нашим доблестным штурмовикам! Я уверена, что мне будут подпевать!

– Im Wald, im grunen Walde…, – Габи маршировала по сцене, эсэсовцы довольно ревели. Питер слышал ее голос:

– Ach Liebster, bist du tot? Может быть, мой любимый мертв…, – он твердо сказал себе: «Ерунда. Я с ней потанцую, отвезу ее домой, и все. Никакой опасности нет».