Король рассмеялся.
– Что ж, коли так, – сказал, – позволь благословить тебя, сын мой. Как миропомазанник, я имею на это право даже без иконы и распятия.
– Будь осторожен с овечками из стада Христова, – напутствовал Генрих. – Помни, что говорил Плиний: «Всего лишь горстка женщин равносильна по злобе и жестокости всей армии Юлия Цезаря».
Можер усмехнулся:
– Будем надеяться, что эти ангелочки усмирены молитвами во славу Господа, и божественная благодать, которой озарены их умы, не позволит им растерзать меня живым.
– Не знаю, что ты предпримешь, но я надеюсь на тебя, Можер, – сказал еще король, – и, видит бог, буду тебе весьма обязан.
– Кажется, это будет не первый долг франкского короля сыну нормандского герцога, – напомнил с улыбкой Генрих. – Но долги растут, выплата затянется. Возьми хоть что-нибудь, Можер! Ты королю – девицу, а он тебе…
И герцог красноречиво поглядел на брата.
– Теряюсь в догадках, что ему дать, – развел руками Гуго, – золота, драгоценностей?..
– Что ж, не помешает, – повел бровью нормандец. – В последнее время содержимое моего кошелька стало жалобно позвякивать, вместо того, чтобы полновесно звенеть.
Король рассмеялся:
– Пойдешь к моему казначею и возьмешь, сколько нужно.
– Договорились, государь, – кивнул нормандец. – А отцу скажу, что я честно зарабатывал на жизнь.
– Хочешь, возьми с собой монаха, вдвоем веселее.
– Ни к чему, – махнул рукой Можер. Но, немного подумав, изменил решение: – Впрочем, пожалуй, возьму, он должен знать дорогу к аббатству. Заодно постережет мою лошадь, жаль было бы ее потерять.
Глава 6
В гостях у христовых невест
Чтобы попасть в монастырь Нотр-Дам де Шан, надо пересечь Сите до квартала евреев, потом повернуть вправо на улицу Пти-Пон и, минуя деревянную башню и мост, выехать на дорогу, ведущую в Орлеан (будущая улица Сен-Жак). В полутора лье от Сены, между этой дорогой и другой, ведущей в Шартр (будущая улица Ла Гарп), близ перекрестка и мельниц, вплотную прижавшись к тенистой аллее, обсаженной буками и вязами, примостилось небольшое аббатство с лесными и водными угодьями. Здесь и укрылась от гнева грозного герцога франков юная дочь бедного дворянина из квартала Сен-Ландри.
Можер и его спутник выехали из дворца перед полуднем. Рено не знал устава женского монастыря, но рассудил, что полуденный отдых после трапезы должен начаться там не позднее того, как тень от башни у Малого моста достигнет стен больницы Сен-Ландри. Именно в это время следовало приступить к выполнению задуманного. Нормандец одобрил это и, проследовав описанным выше маршрутом, оба вскоре остановились у ворот обители, выходящих на Шартрскую дорогу.
Монастырь опоясывала стена из камня высотой около пятнадцати футов, пробить в ней брешь или перелезть через нее представлялось делом безнадежным; зато ворота – чуть ниже высотой – были деревянными. На них и уставился Можер, не слезая с лошади.
– Как думаешь, Рено, – спросил он спутника, – удастся мне справиться с этой деревяшкой?
– Доски крепкие; надо полагать, с ходу их не возьмешь, к тому же они укреплены раскосными брусьями, – ответил монах. – Здесь нужен таран.
– А для чего я взял с собой меч и топор? Но для начала поработаю кулаками, давно, черт возьми, я не пускал их в дело.
– Ни к чему раньше времени отбивать руки, граф; как и в каждом монастыре, тут есть дверь, – и Рено указал на еле заметный проем в воротах.
– То-то я думаю: как это они ухитряются выходить отсюда? – ухмыльнулся нормандец, почесывая за ухом. И тут же решил: – Что ж, значит, придется выломать эту дверцу.
– Не спеши, вдруг они впустят тебя?
– Сам говорил, что мужчинам вход сюда запрещен!
– Но ведь ты родственник аббатисы, это что-нибудь да значит.
– Я думаю, черт побери! А кто у них на воротах, монахиня?
– Возможно, хотя этот пост для испытуемых и послушниц.
Они спешились и подошли к двери, больше похожей на калитку. Скептически оглядев ее, Можер хмыкнул:
– Нет, приятель, если мои воззвания к родственным чувствам настоятельницы возымеют действие, я крикну, чтобы открыли ворота, а если эти индюшки окажутся глухими, я начну действовать кулаками и топором.
– Но зачем, если можно войти в дверь?
– Вот в эту самую? – презрительно сплюнул нормандец. – И для этого, полагаешь, я должен буду согнуться вдвое?! Запомни, монах, сын Ричарда Нормандского не сгибался даже перед королем! Полагаешь, он позволит себе склонить голову, чтобы войти в какой-то курятник? Держи-ка лучше мою лошадь, я начинаю.
– Последнее предупреждение, граф! – остановил его Рено. – Не пытайся с ходу идти напролом и сразу же искать девчонку. Уверяю, не найдешь. Эти гусыни мигом разбегутся по своим кельям, попробуй, разыщи потом нужную дверь! А потому действуй осторожно, не навлекая на себя излишних подозрений. После уж, когда крошка будет рядом, поступай, как хочешь. Жаль, что мне нельзя с тобой: светскому лицу это право дано, монаху – нет.
– Ничего, Рено, я и один справлюсь, – подмигнул приятелю нормандец и, надев кожаные перчатки, принялся стучать кулаком в ворота.
– Однако!.. – проворчал святой отец, слушая глухие удары и почесывая в затылке. – Не пойму только, зачем он взял топор?
И покачал головой, когда услышал, как жалобно затрещало дерево. Тотчас по другую сторону ворот послышался испуганный девичий голос:
– Что вы делаете! Как вы смеете! Прекратите сейчас же во имя всех святых!..
– Наконец-то я достучался, сто тысяч чертей в глотку этим соням! – раздалось в ответ. – Эй, малютка! Если бы я не услышал твоего ангельского голоска, клянусь башмаком моего прадеда, от этих ворот остались бы одни щепы, годные лишь в топку!
– Кто вы такой? – вопросил тревожный голосок. – Что вам надо?
– Войти в ваш хлев, вот чего я хочу, черт побери! – вскричал Можер. – Неужто это не понятно?
– Но зачем? И кто это говорит?
– Зачем? Затем, что я хочу видеть вашу настоятельницу!
– А для чего она вам?
– Да потому что она моя бабка, стало быть, я ее родственник по имени Можер, граф Нормандский. Теперь тебе понятно?
– Понятно, только мать Анна нынче почивает, – донеслось из-за ворот.
– Так пойди и разбуди ее!
– Нам нельзя этого. Настоятельница строго-настрого запретила беспокоить ее во время сна.
– Ничего, услышав такое сообщение, она простит тебя, клянусь рогом дьявола!
– Господи, избави от лукавого, – забормотала привратница, видимо, крестясь при этом. – Нет, я не пойду, – прибавила она громче, – нам запрещено нарушать устав. Вам придется подождать, пока аббатиса проснется.