…Пуля сделала облёт передовых окопов противоборствующих сторон. Пошныряла между сосен, пробила гимнастёрку на плече зазевавшегося гвардейца, и тот кубарем полетел на дно траншеи. Его тут же подхватили товарищи, уложили на подстилку из сосновых лапок, разорвали гимнастёрку и начали бинтовать рану. Чтобы не быть несправедливой, пуля тут же метнулась назад и, обгоняя очередь крупнокалиберных пуль, выпущенных из-под сгоревшего Т-IV, пробила плечо немецкому наблюдателю. Вместе со своим товарищем, который сидел в эту минуту со снайперской винтовкой, готовой к стрельбе, наблюдатель пробрался в полуразрушенную артогнём водонапорную башню ещё затемно. Они сделали в это утро всего два выстрела и один теперь, когда солнце перевалило за полдень и напаривало в затылок уже с другой стороны. И сразу же после третьего выстрела из сосняка, с фланга, вспыхнул синий дымок. Пуля хлестнула по руке наблюдателя, переломила кость и ударила в грудь чуть ниже нашивки в виде белого орла с раскинутыми крыльями.
Русский снайпер медленным движением сполз в ложбинку, потянул за собой винтовку и замер. Некоторое время он не двигался. Прошло несколько минут, и он шевельнулся, поднял голову, осмотрелся, перезарядил винтовку. Это был немецкий маузер довоенной модели без оптики.
Глава седьмая
Ночь прошла спокойно. А утром, на рассвете, Воронцова разбудил часовой и доложил, что видел, как бойцы Долотёнков, Голиков и ещё двое, с шинелями и винтовками, прошли по ходу сообщения в сторону тыла:
– Я спросил Голикова, куда он? Ответил, что в уборную, что живот, говорит, прихватило. Из уборной они не вернулись. Пошёл посмотреть, а там – никого. И роса сбита в сторону леса. Тропинкой. След в след пошли, товарищ лейтенант.
Воронцов смотрел на часового, на его перепуганное лицо. Тот, конечно, всё уже понял. Воронцова это известие на какое-то мгновение придавило к стенке окопа.
– Ушли они, товарищ лейтенант, – будто сомневаясь, что взводный уже вполне проснулся и способен воспринимать всё так, как есть, торопливо повторил часовой. – К немцам. Или в лес. И Голиков с ними… Вот дурень!
Воронцов растолкал вестового:
– Быличкин, живо к Численко. Скажи: ушли блатные, четверо. Пусть возьмёт десять человек, самых надёжных, с автоматами, и – ко мне.
Пока Воронцов подматывал портянки и затягивал ремень, Численко и десять автоматчиков уже стояли в траншее. Сержант обходил их, дёргал за ремни, проверял снаряжение.
– Долотёнков ушёл. Увёл ещё троих. Часовой видел их. След от нужника ведёт к лесу. Туда, где мы лётчика ловили. Приведи их, Численко. Если окажут сопротивление, стреляйте на поражение. Голикова жалко. Не уберегли мы с тобой парня, Иван. Я – к ротному. Надо докладывать.
Численко вернулся через три с половиной часа. Впереди шли связанные одной верёвкой трое блатных и Голиков. Винтовки их несли бойцы Численко. Всех троих тут же повели в штаб полка. Спустя ещё два часа из штаба полка прибыла полуторка с расхлябанными бортами, побитыми осколками. Из кабины вылезли лейтенант Гридякин и незнакомый капитан. Охранники с синими кантами на погонах открыли задний борт и выбросили на дорогу всех четверых. Руки их были связаны за спиной.
Взводных через полчаса вызвали на НП командира роты. Туда же привели часового, стоявшего на посту в момент ухода группы Вени Долото в лес, и сержанта Численко. Лейтенант Гридякин по очереди вызывал их в землянку. Опрашивал, записывал.
– Что им будет? – спросил Воронцов, когда Гридякин отодвинул от себя исписанный лист и закурил «Герцеговину Флор».
– Что будет, что будет… А ты как думаешь? Вот сейчас подложу свои бумажки и всё. Приговор я на них уже привёз. Показательный расстрел перед строем. Вот что будет. – Гридякин прислушался к дальней канонаде. – Под Белгородом наступление началось. Слыхал?
– Кац довёл до сведения. Когда мы пойдём?
– Пойдём. Пойдём и мы. Представляешь, если бы они ушли с концами? К немцам.
– Мне бы был штрафбат.
– Не только тебе. – Гридякин жадно затягивался. Папироса таяла на глазах. – Но как с ними этот… – Гридякин заглянул в бумаги. – Голиков оказался?
– Приблатнился.
– Теперь точно – приблатнился. В одной яме лежать будут.
– Тут и моя вина. Я ведь замечал, что он возле этой кодлы вьётся.
– Ты на себя там, где не надо, не наговаривай. Помалкивай на эту тему. Лучше другое скажи: почему часовой не сразу тревогу поднял?
– Часовой подождал несколько минут и пошёл к нужнику, проверить. А потом сразу разбудил меня. Вот почему они не успели уйти далеко. Часовой правильно всё сделал.
– Ну, это мне решать. – И внимательно взглянул на Воронцова. – А твоё упущение тут действительно есть. Не ты их перевоспитываешь, а они твоих людей в свою веру обращают. Так получается. Правда, это уже не по моей части. Этим пусть Кац занимается.
Не задирайся, вспомнил Воронцов давний совет тогда ещё старшего лейтенанта Солодовникова и в ответ промолчал.
– Молчишь? Молчишь. Как школьник на уроке ботаники, когда ни в зуб ногой… – Гридякин придавил в пепельнице докуренную до мундштука папиросу и вытащил из стопки синюю папку. Полистал в ней бумаги, вытащил одну. – Мне тут один документ поступил… Ты ведь бывал в тех местах. Вязьма, Всходы, Дорогобуж, Издёшково. Смоленская область. В наши руки попали кое-какие документы. Тебе не вспоминается такое имя, как Радовский Георгий Алексеевич?
– Нет. Не слыхал. Кто он такой?
– Майор вермахта, бывший поручик Добровольческой армии Врангеля. Враг. Руководитель зондеркоманды-П.
– Что такое зондеркоманда-П?
– С сорок второго года абвер начал создавать спецподразделения для действий против партизан. Литера «П» означает – партизаны.
– Значит, это они нас гоняли по лесам как зайцев…
– Сейчас наши войска наступают. Немцы отходят на новые позиции. Освобождаются многие районы. Многие, кто сотрудничал с немцами, уходят с ними. Но не все. По сведениям контрразведки Смерш, майор Радовский остался на очищенной от противника территории…
– Когда построение?
– Думаю, не позже, чем через час.
– Я могу идти?
– Да, конечно. – И уже когда Воронцов отворил дверь, окликнул: – Ну так что? Не припоминаешь?
– Я в зондеркоманде не служил.
Гридякин внимательно посмотрел на него и усмехнулся.
Их выстроили в лесу на небольшой полянке. Лесная полянка всю роту не вместила, и поэтому взводные шеренги свели в полукаре. Первый взвод оказался рядом с ямой. Яму выкопали заранее. Квадратную, два на два, похожую на окоп для одиночного миномёта.
Всё остальное произошло очень быстро. Вывели четверых: Долотёнкова, Голикова, ещё двоих, фамилии которых Воронцов знал только по списку. Он смотрел на них и думал о том, что ещё вчера они были бойцами его взвода. И если бы он за ними получше присматривал…