Бомж суетливо закивал и поднялся с пола.
Когда вся троица оказалась за дверью, оперативники повернули в сгустившейся тьме подвала налево, но задержанный снова залопотал по-английски, показывая рукой в противоположную сторону.
— Ладно, пойдем, если здесь короче, — милостиво согласился Дукалис. — Но смотри, не вздумай удрать! Шаг в сторону рассматривается как попытка к побегу.
Дверь на улицу, действительно, оказалась неподалеку.
Выбравшись из затхлого помещения, оперативники буквально оцепенели: прямо перед ними, за низкими, покосившимися строениями, текла широкая река, по которой, дымя трубой, шлепал лопастями колес старинный пароход.
Вдалеке, протыкая шпилем клочья дыма и сырого тумана, тянулась вверх странная башня.
— What's this? — Ларин уставился на открывшуюся панораму. — Что это такое?
— What do you mean, sir?.. There's the Thames, the Big Ben… — отозвался незнакомец. — All is as usual. London, sir
[12]…
— Ну, ни фига себе, пельмешка! — Дукалис третий раз за вечер помянул старый анекдот…
* * *
— Разрешите, товарищ подполковник? — Майор Соловец переступил порог кабинета начальника РУВД и почтительно остановился.
— Проходи, садись. — Петренко снял очки и положил их перед собой на рапорт группы дознавателей, в котором те просили обеспечить их безвозмездной финансовой помощью.
Посредством оной они надеялись дотянуть до следующей зарплаты.
Дознаватели сильно поиздержались, отметив в ресторанчике по соседству юбилей старейшего сотрудника отдела, к пятидесяти семи годам получившего наконец давно заслуженное звание капитана. Банкет, как водится, закончился взаимной дружеской потасовкой, прибытием нескольких немного странноватых с точки зрения национальной принадлежности нарядов ППС
[13] и пустыми карманами наутро, когда юбиляр со товарищи очнулся. Набранным из нелегальных вьетнамских и монгольских эмигрантов патрульным были чужды хорошо известные всем россиянским выпускникам школ МВД понятия «корпоративная солидарность» и «порядочность по отношению к коллегам».
Они и слов-то таких по-русски не знали…
Так что карманы дознавателей оказались такими же пустыми, как карманы обыкновенных граждан, попадающих в цепкие руки пэпээсников.
Коллективный рапорт содержал сто девяносто три непреднамеренные, а связанные лишь с усталостью составителей грамматические ошибки в ста семидесяти словах текста и блистал отсутствием запятых, в результате чего смысл рапорта, и без того весьма далекий от понимания, был покрыт завесой тайны даже для Мухомора. Единственное, что понял подполковник, — это недовольство дознавателей с фамилиями Удодов, Чуков, Геков и Безродный действиями бармена, подсунувшего им водку с явной примесью жидкости для борьбы с насекомыми, и призыв привлечь наглого трактирщика к уголовной ответственности по статьям 295
[14] и 357
[15] за попытку истребления находящейся под охраной государства популяции милиционеров.
В личной беседе при подаче рапорта Безродный — парламентер от дознавателей, совершенно разошелся, потерял связь с реальным миром и даже начал угрожать Петренко тем, что, в случае неоказания срочной материальной помощи мучающимся с похмелья сотрудникам, они будут вынуждены компенсировать отсутствие средств путем переодевания в форму работников ДПС
[16] и выходом на соседнюю улицу с целью добычи требуемой суммы «известным способом».
Мухомор пообещал решить проблему и отправил еле державшегося на ногах дознавателя восвояси.
Как оказалось, очень вовремя.
Спустя пятнадцать секунд, прошедших с момента окончания беседы в кабинете Петренко, непонятый подполковником парламентер в порыве горестного и справедливого негодования стал громко для всей очереди, собравшейся у паспортного стола, читать лекцию о том, что «пить, господа, вредно, а опохмеляться полезно». После чего сел на колени к какой-то старушке, назвав ее мамой, и сильно захрапел.
Соловец плотно прикрыл за собой дверь, отсекая доносящиеся из коридора возмущенные крики посетителей, пришедших наконец в себя после антиалкогольной лекции Безродного.
— Стажеру надо найти какое-нибудь дело, — с места в карьер начал Мухомор, параллельно обдумывая сказанное предыдущим посетителем и переживая из-за того, что не смог помочь измученным недостатком наличных средств дознавателям. — Иначе он нам весь отдел разгромит…
— Может, он засланный? — предположил сообразительный не по годам майор.
— Кем? — прищурился многоопытный Петренко.
— ССБ
[17]…
— А зачем?
— Для профилактики, — изрядно потрепанный прошлыми проверками, но непобежденный Соловец развил показавшуюся ему интересной мысль.
— Думаешь? — Подполковник нервно побарабанил пальцами по столу.
— А почему нет, Николай Александрович? — Майор шмыгнул носом. — Новый министр… да будет славно имя его и занесено в скрижали истории, — Соловец с придыханием изрек стандартное и утвержденное на самом верху милицейского руководства славословие новому главе ведомства, которое полагалось произносить всякий раз, как в разговоре упоминалось первое лицо МВД, — говорил, что эсэсбэшники теперь будут действовать нестандартно…
— Возможно, — Петренко откинулся на спинку кресла и поднял глаза к потолку. — И у заместителя начальника Главка на мое место уже кандидатура подобрана… Племяш евойный. Из пожарников, — объяснил подполковник. — Степанидзе его фамилия… Зовут Арон Исакович.
— Ну, вот, всё складывается, — уверенно изрек Соловец, втайне недолюбливавший «лиц пархатой национальности» и тщательно скрывавший свои воззрения от окружавших его коллег-интернационалистов, которые совершенно одинаково и очень по-доброму относились и к русопятым выходцам из деревень Нечерноземья, и к ортодоксальным иудеям, и к смуглым рыночным торговцам с Кавказа, и к иссиня-черным туристам из каких-нибудь Замбии или Ганы, и к смотрящим на мир сквозь щелочки узких глаз представителям малых северных народностей.
— Тогда надо принять контрмеры, — спустя минуту проворчал Петренко.
— Какие? — спросил Соловец, предпочитая получать ценные указания от непосредственного руководства, нежели самому проявлять вредную инициативу и вызывать в свой адрес ненужные подозрения в желании казаться умнее начальника.