Лила переписала все бумаги своим красивым почерком и отнесла экземпляр Капоне. Изучая ее материалы, секретарь очень воодушевился: «Ты проделала прекрасную работу, товарищ! Молодчина! Никто из нас и сунуться не мог на завод Соккаво: там кишмя кишат фашисты. Но благодаря тебе все изменится».
— Что нам делать дальше?
— Организуйте комитет.
— Считайте, мы уже комитет.
— Отлично. Теперь надо привести все это в порядок.
— В каком смысле?
Капоне посмотрел на Паскуале. Тот молчал.
— Вы требуете сразу слишком многого, в том числе такого, о чем никто до вас и не заикался. Необходимо расставить приоритеты.
— Здесь все приоритет.
— Ты пойми, есть вопросы тактики. Станешь просить всего и сразу — проиграешь.
Лила прищурилась, ее глаза превратились в щелочки. Она попыталась поспорить с секретарем и среди прочего выяснила, что комитет не имеет права общаться с владельцем предприятия напрямую, а только через посредничество профсоюза.
— А я, значит, не профсоюз? — возмутилась Лила.
— Конечно, профсоюз, но всему свое время.
Они снова сцепились.
— Смотри, — наконец сказал Капоне. — Начните с чего-нибудь одного. Обсудите организацию смен, или выходных, или переработок, а там видно будет. В любом случае ты даже себе не представляешь, как я рад видеть тебя в наших рядах. С тобой нам просто повезло! Так мало активных товарищей, особенно среди женщин! Вместе мы всего добьемся, наведем порядок в пищевой отрасли. — С этими словами он полез в задний карман брюк за бумажником. — Возьми немного денег на расходы.
— Какие еще расходы?
— Бумага, печать листовок, потраченное время…
— Не надо.
Капоне убрал бумажник обратно в карман.
— Только не пропадай, Лина, и не падай духом. Будем на связи. Вот, я записал твои имя и фамилию и обязательно расскажу о тебе в профсоюзе. Мы просто обязаны тебя использовать.
Лила вышла от него разочарованная. «Куда ты меня привел?» — негодовала она на Паскуале. Он успокаивал ее, заверял, что Капоне прекрасный человек и что он прав: в их деле действительно важны и стратегия, и тактика. Происходящее наполнило его энтузиазмом, он едва не прыгал от радости и хотел даже ее обнять, но сдержался. «Вперед, Лина! Надерем задницы этим бюрократам, а с комитетом я договорюсь».
Лила плюнула на приоритеты, просто изложила все свои претензии короче, переписала их мелким почерком и уложилась в одну страницу. Новый документ она отнесла Эдо: в нем по-прежнему фигурировали требования, касавшиеся условий труда, рабочих смен, общего состояния завода, качества продукции, компенсаций за болезни и травмы, полученные на производстве, увеличения зарплат и надбавок за сверхурочные. Настало время решать, кому идти с этим листком к Бруно.
— Иди ты, — сказала Лила Эдо.
— Да я озверею, как только его увижу.
— Тем лучше!
— Нет, я для этого не подхожу.
— Прекрасно подходишь!
— Нет уж, иди ты. Ты и в профсоюз записана, и говоришь так, что сразу его на место поставишь.
41
Лила с самого начала знала, что идти придется ей. В назначенный день она оставила Дженнаро соседке и вместе с Паскуале отправилась на собрание комитета на виа Трибунале, в повестке дня которого в том числе значилось обсуждение положения на заводе Соккаво. Собралось двенадцать человек, включая Надю, Армандо, Изабеллу и Паскуале. Лила показала им первый вариант требований, приготовленный для Капоне, где каждый пункт был подробно аргументирован. Надя внимательно прочитала его и сказала: «Паскуале был прав: ты не из тех, кто отступает. За короткое время тебе удалось проделать потрясающую работу!» Она говорила с искренним восхищением и хвалила не только политическое значение документа, но и его стиль: «Ты просто умница! Кто бы мог подумать, что на эту тему можно писать так ярко!» Тем не менее идти к Соккаво прямо сейчас Надя ее отговаривала. Армандо придерживался того же мнения.
— Нужно дождаться, когда недовольство усилится, когда люди созреют для борьбы. Мы проторили тропинку на завод, и это отличный результат. Сейчас нельзя предпринимать необдуманные шаги, иначе мы рискуем снова оказаться за забором.
— И что вы предлагаете? — спросил Дарио.
— Мы проведем расширенное собрание, — ответила ему Надя, глядя при этом на Лилу. — Нам нужно как можно скорее встретиться с твоими товарищами: это упрочит ваш союз. Кроме того, если потребуется, мы сможем по твоим материалам подготовить новую брошюру.
Такого коварства Лила от нее не ожидала.
— Вы что, правда думаете, — с издевкой сказала она, — что я проделала эту работу, рискуя местом на заводе, только ради того, чтобы вы смогли провести расширенное собрание и выпустить очередную брошюру?
Но позлорадствовать вволю ей не удалось. Силуэт Нади, стоявшей напротив нее, вдруг задрожал, как плохо закрепленное стекло, и начал расплываться и дробиться. У Лилы сдавило горло, все вокруг закружилось со все ускоряющимся темпом. Она закрыла глаза, откинулась на спинку рассохшегося стула и поняла, что задыхается.
— Тебе что, нехорошо? — спросил Армандо.
— Лина, что с тобой? Дать воды? — забеспокоился Паскуале.
Дарио побежал за водой, Армандо взял ее за руку и стал считать пульс, Паскуале суетился вокруг.
— Что у тебя болит? Вытяни ноги. Дыши, дыши глубже!
Лила выдернула запястье из рук Армандо, прошептала, что с ней все в порядке и попросила на минуту оставить ее в покое. Вернулся Дарио со стаканом воды, она сделала маленький глоток и снова пробормотала, что все нормально, просто у нее грипп.
— У тебя температура? — спокойно спросил Армандо.
— Сегодня нет.
— Кашель? Дышать тяжело?
— Немного. Ощущение, будто сердце бьется в горле.
— Сейчас тебе получше?
— Да.
— Пойдем-ка в ту комнату.
Лила никуда не хотела с ним идти, но она и правда испугалась. В конце концов она с трудом поднялась и поплелась следом за Армандо, прихватившим свой черный кожаный портфель с золотыми пряжками. Лила впервые попала в эту комнату: она была большая, холодная, из мебели там стояли три койки со старыми грязными матрасами, шкаф с заляпанным зеркалом и комод. В изнеможении Лила села на одну из коек: у врача она не была со времен беременности. Армандо расспрашивал ее о симптомах, но она молчала, пожаловалась только на тяжесть в груди, да и то добавила, что это ерунда.
Армандо прослушал ее. Тишина, повисшая в комнате, показалась Лиле зловещей. Этот тактичный мужчина с невозмутимым видом задавал ей вопросы, но у нее складывалось впечатление, что он не верит ее ответам, считая, что полагаться можно только на реакции организма, медицинские инструменты и собственные знания. Он осматривал и ощупывал ее, а она ждала его вердикта, по поводу происходящего в ее груди, животе, горле, о которых, как ей казалось до того момента, она знала все, а на деле ничего не знала. Наконец Армандо спросил: