Дом на краю ночи - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Бэннер cтр.№ 57

– Это гениально, – объявила она наконец.

На следующий день Амедео тоже прочитал книгу поэта, виновато перелистывая страницы, пока Пина водила гостя посмотреть на раскопки некрополя. Хороша, с неудовольствием признал Амедео. Может быть, даже гениальна, как сказала Пина. Он узнавал неприглядные постыдные эпизоды войны, изложенные в стилистике мифов, как и любимые им легенды острова. Избиение Пьерино превратилось в эпическую битву, а прибытие americani – в божественное избавление. Все очень умно.

Но одна глава беспокоила Амедео. В ней описывалось, как Одиссей, в образе которого предстал сам Марио Ваццо, как понял Амедео, влюбляется в местную женщину. В ночь «черной воды и сонма звезд» эти два персонажа занимаются любовью в пещерах на берегу моря, «катаясь среди черепов в стенах города мертвых». Не о пещерах ли Кастелламаре идет речь? Амедео чувствовал, что описание было образным, но одновременно реалистичным почти до непристойности. Это заставило его вспомнить со стыдом свои собственные похождения с Кармелой. Здесь же читались все приметы места: кости, впивающиеся в спину, песок в волосах, холодная вода, которая сочится под сплетенными телами и заставляет кожу покрываться мурашками. А с кем из здешних женщин был Марио Ваццо знаком, кроме Пины? Пина давала ему работу, защищала его, собирала клочки бумаги с его стихами и хранила перевязанную веревочкой стопку в ящичке ночного столика. Амедео видел пожелтевшие бумажные салфетки своими глазами не больше шести месяцев назад, удивившись, что она все еще бережет их. Пина никогда не вспоминала о Марио Ваццо после отъезда поэта с острова. Тогда салфетки вызвали у Амедео легкое недоумение, но сейчас – тревогу.

И то, как жена приветствовала бывшего ссыльного, – без слов… Сомнение прокралось в душу Амедео, слишком абсурдное, чтобы выразить словами, но и не настолько нелепое, чтобы отмахнуться от него. Он наблюдал, как автор Odissea ест фасоль и sarde за ужином, и его сердце рвалось на части от одного предположения, что этот человек и Пина занимались чем-то постыдным в пещерах у моря. Были ли у них отношения? Странно, если через столько лет после его провинности с Кармелой жена отомстила ему. По острову ходили туманные слухи о том, что их двоих видели на утесе над пещерами. И действительно, Пина стала приходить домой в неурочное время, после долгих прогулок по острову, с растрепанными волосами. Амедео слышал, как по ночам она о чем-то разговаривает с Марией-Грацией в комнате наверху, явно поверяя дочери какие-то тайны. Ее голос звучал то тише, то громче, как моторная лодка, но он не мог ничего понять, хоть и прижимал ухо к двери изо всех сил.

Многие на острове очень оживились, наблюдая такой поворот событий, и назвали это поэтическим возмездием.

Не зная, как ему быть, Амедео молчал.

И он обрадовался, когда поэт все же отбыл домой. Он спрятал Odissea в ящик из-под кампари на чердаке, притворившись перед Пиной, что не знает, куда книга подевалась. Невозмутимо и без каких-либо внешних проявлений чувства вины Пина просто села на паром Бепе и привезла новый экземпляр из книжного магазина в Сиракузе.

В конце лета в ратуше было созвано собрание, чтобы обсудить результаты археологических раскопок. Зал был заполнен, как церковь во время мессы на День святой Агаты, поскольку каждый хотел узнать, какое объяснение будет дано проклятью плача. Хотя никто за всю жизнь сам не слышал рыданий, но у всех был кто-то – тетя тети или кузен кузена, – кто слышал и торжественно клялся, что все это чистая правда, кто чуть не лишился рассудка и не мог спать из-за этого ужаса. Может быть, иностранцы прольют свет на эту тайну?

Амедео держал наготове свой красный блокнот, чтобы записать новую историю. Возбужденный Риццу занял место в первом ряду. Начало собрания пришлось отложить на целый час, потому что люди все шли и шли: рыбаки в своих шерстяных штанах и заляпанных фуфайках, лавочники в белых фартуках, крестьяне с лицами, запорошенными пылью полей и оттого напоминавшими маски смерти. Бепе приостановил работу своей переправы, чтобы присутствовать на собрании, но все же опоздал на двадцать пять минут. За ним явилась Агата-рыбачка, одетая в засаленные штаны и мужскую шляпу borsalino. Подходили еще люди. Кончетта, с растрепанными волосами, сбежала от отца с матерью и пробралась по рядам, чтобы сесть рядом с Марией-Грацией. Две вдовы из Комитета святой Агаты, которые утверждали, что их возмущают раскопки и все эти разговоры про проклятье плача, попытались проникнуть на собрание незамеченными. Члены городского совета явились все вместе, во главе с напыщенным Арканджело. Люди продолжали идти, пока не осталось больше свободных скамей, все, кто мог, сдвинулись потесней, всех молодых согнали, чтобы уступить место тем, кто постарше, но попытки освободить место насильно так и не прекратились.

Подобное пренебрежение назначенным временем раздражало северян. В конце концов двери были закрыты и женщина-археолог встала, собираясь выступить. Это была немка с шапкой седых кудрявых волос и голыми руками. Она говорила, а профессор Винчо переводил.

– Прибрежные пещеры, – услышали жители острова, – являются катакомбами, некрополем с более чем сотней захоронений. Малые захоронения – семейные, в каждом от двух до семи тел. Три захоронения побольше изначально были вырубленными в скале жилищами, которые позже использовали как место для погребения. Самые первые захоронения относятся к доисторическим временам, самые большие – к эпохе Византийской империи. Несколько пещер естественного происхождения, но основная часть – это рукотворный некрополь. И это великое и очень важное открытие.

Затем профессор Винчо добавил уже от себя:

– Помимо раскопок в Панталике, это единственный подобный некрополь, известный на территории Средиземноморья. Мы обнаружили несколько предметов, которые будут выставлены в крупнейших музеях Милана и Рима, что, как мы надеемся, привлечет исследователей, а также желающих посетить ваш остров, конечно.

Тут археолог из Германии кивнула, ее помощница в перчатках выступила вперед и продемонстрировала сначала ржавый нож, затем бесформенное нечто, оказавшееся заколкой для волос, настолько окислившейся и заросшей ракушками, что ее было не опознать, а также несколько осколков стекла. Жители острова глазели на них как на святые реликвии. В конце концов Бепе вопросил:

– А сколько туристов приедет?

И следом подал голос старик Риццу:

– Но что же насчет проклятья плача?

– Отвечу на первый вопрос, – сказал профессор Винчо. – Нам еще не вполне ясно, насколько важно наше открытие. Но как только мы представим наш второй, более детальный доклад на конференции в Гейдельберге в ноябре, я рассчитываю на продолжение раскопок силами более представительной команды.

Агата-рыбачка повторила вопрос Риццу:

– Так что же насчет проклятья плача?

Профессор глянул на археолога из Германии, но та, слегка качнув седыми кудрями, вновь переадресовала вопрос ему. Профессор поднялся и облизал губы.

– Мы полагаем, что разрешили эту загадку. Порода, из которой состоят пещеры, пористая, проницаемая. – Обращенные к нему лица оставались уважительно пустыми. Профессор подбирал слова литературного итальянского языка, чтобы быть понятым жителями острова, так как единственный диалект, на котором он говорил, был его родной болонский. – Камни сквозь тысячи маленьких отверстий пропускают воду и воздух. Когда я впервые попал в пещеру, я почувствовал сквозняк. Это довольно странно – сквозняк под землей.