Три истории о любви и химии - читать онлайн книгу. Автор: Ирвин Уэлш cтр.№ 35

Самое смешное – она даже задумывалась: может быть, оставить ребенка? Она представляла, как они могли бы устроиться в Берлине, – просто еще одна теназадриновая пара, с ребеночком. Она бы ходила гулять с малышом в Тиргартен, греясь на ленивом солнышке берлинского лета. Но Андреас, ему было нужно, чтобы она пожертвовала ребенком и доказала свою преданность их общему делу.

Она убила ребенка, но часть ее погибла вместе с ним. Когда она увидела перед собой маленькое безрукое и безжизненное тело, она внезапно ощутила, что на этом кончается и ее собственная жизнь. А была ли она вообще? Саманта попыталась вспомнить моменты, в которые чувствовала себя по-настоящему счастливой. Они показались ей маленькими до неприличия островками отдыха посреди безбрежного океана душевной муки, называемого жизнью. В этой жизни не было места для личного счастья, оставалась лишь месть, снова и снова. Андреас утверждал, что они должны научиться преодолевать себя, выходить за рамки собственного эго. Буревестник не бывает счастлив.

Для Саманты это событие стало серьезным потрясением, почти два года она провела, считай, в кататоническом трансе. Придя в себя, она вдруг обнаружила, что больше не любит Андреаса. Более того, она поняла, что потеряла саму способность любить. И вот впервые за эти три года она встречается с Андреасом, а в ее голове – один лишь Брюс Стёрджес.

Она уже нашла Стёрджеса. Он уже принадлежал ей. С холодной отчетливостью она осознавала, что не испытывает больше никаких чувств к Андреасу. Ей нужен только Стёрджес. Он был последним.

Тот, другой, в Уэльсе, оказался легкой добычей. Он не подумал об охране. Они с Андреасом наблюдали за ним в деревенском баре. Тогда ей казалось, что будет страшно влезать через то маленькое окошко, но нет, страха не было и в помине. После той истории в Берлине страха больше не было.

Андреас стоял в дверях. Абсолютно отстраненно она отметила, что хотя волосы его и поредели, но лицо сохранило мальчишескую свежесть. На его носу красовались очки в узкой металлической оправе.

– Саманта. – Он поцеловал ее в щеку.

Она замерла.

– Привет, – сказала она.

– Почему такая грустная? – спросил он, улыбаясь.

Она посмотрела на него долгим взглядом.

– Я не грустная, – наконец сказала она, – я просто устала. – Затем, без тени упрека, она заговорила: – Понимаешь, ты отнял у меня больше жизни, чем вся эта теназадриновая компания. Но я тебя в этом не виню. Так и должно было случиться. Просто на меня это все так подействовало, такая уж у меня натура. Кто-то, может, и умеет отпускать боль, но только не я. Мне нужен Стёрджес. Когда я его получу, может, как-то успокоюсь тогда.

– Покоя не будет, пока хоть одна экономическая система основана на эксплуатации…

– Нет. – Она подняла руку, останавливая его. – Такую ответственность я на себя брать не собираюсь, Андреас. Здесь для меня не существует никакой эмоциональной связи. Я не могу во всем винить систему. Конкретных людей – да, но я не могу абстрагироваться до такой степени, чтобы вымещать свой гнев на системе в целом.

– И именно поэтому остаешься рабом системы.

– Не хочу с тобой сейчас спорить. Я знаю, зачем ты здесь. Стёрджеса трогать не вздумай. Он – мой.

– Боюсь, я не могу рисковать…

– Первый удар – мой.

– Как хочешь, – ответил Андреас, слегка закатив глаза. – Но на самом деле я приехал, чтобы говорить о любви. Завтра начнем планировать, а сегодня – ночь любви, нет?

– Любви больше нет, Андреас, пошел ты…

– Как грустно, – с улыбкой сказал он. – Ну ладно! Тогда сегодня будем пить пиво. Может быть, пойдем в клуб, а? У меня все времени не хватало, чтобы лучше узнать весь этот эйсид-хаус и техно… Экстази я, конечно, принимал, но это было дома, с Марлен, чтобы лучше любить… или больше любить, я правильно сказал?

Саманта застыла при упоминании этого нового имени, догадываясь о том, что оно могло означать. Андреас подтвердил догадку, предъявив ей фото, на котором были женщина и двое маленьких детей, один из них совсем младенец. От фотографии веяло семейной идиллией. Саманта долго смотрела на нее и на лицо Андреаса, которое светилось гордостью и любовью. Она вдруг попыталась представить себе лицо ее собственного отца, когда он увидел ее в самый первый раз.

– Покоя не будет, пока жива система, да, – вдруг холодно засмеялась она.

Ее смех прозвучал резко и неестественно, и было видно, что это задело Андреаса. Она удовлетворенно усмехнулась. Впервые Андреасу было перед ней неловко, и ей нравилось, что именно она стала тому причиной.

– Все эти маленькие ручки… – продолжила она, опьяненная ощущением своей власти над этим таким знакомым человеком.

Андреас быстро спрятал фотографию своей культей и жалобно запричитал:

– Я ведь здесь, с тобой, разве нет? Разве я наслаждаюсь спокойной жизнью? Нет. Стёрджес здесь, и я здесь, Саманта. Часть меня всегда оставалась здесь, всегда рядом с ним. Понимаешь, я просто не могу унять свою боль.

Хочешь тоже?

Добираюсь до своей старушки, и первая, кого я встречаю, – Сучка.

– А эта что здесь делает? – спрашиваю я.

– Не говори так, Дэвид! Она же мать твоего мальчика, Христа ради, – говорит мне матушка.

– Что стряслось? Где Гэл?

– Его отвезли в больницу, – говорит мне Сучка, с сигаретой между пальцев, выдувая клубы поганого дыма через ноздри. – Менингит. Но с ним все будет в порядке, Дейв, ведь доктор же обещал, правда, мама?

Ебаная сучка, мою мать мамой называет, будто она здесь дома.

– Ну и напугались же мы, правда, но с ним сейчас все в порядке.

– Ага, мы так волновались, – говорит Сучка.

Смотрю на эту мерзкую коровью харю.

– Где он сейчас?

– Восьмая палата Лондонской…

– Если с ним что-нибудь случится, тебе конец! – обрываю ее, кидаюсь к ее сумочке на столе и вытряхиваю оттуда ее смолилки. – Вот это! Эта хуйня у него целый день в легких! – Сминаю пачку в бесформенный комок. – Еще раз увижу, что куришь при ребенке, с тобой то же самое будет! Чего сюда приперлась? Нечего тебе тут делать! У нас с тобой ничего общего больше нету, ясно?

Выбегаю за дверь, мать кричит мне что-то вслед, но мне уже пофиг. Еду в больницу, сердце колотится как сумасшедшее. Сучка ебаная, заразила его своими смолилками, как раз когда у меня момент такой важный. Захожу в палату, малыш спит. Просто ангел. Мне говорят, что с ним все будет в порядке. Пора уходить. У меня свидание сегодня вечером.

Я уже здорово взвинчен, когда добираюсь до места. Я следил за ними, я видел, как они входят и выходят, но сейчас мне надо зайти туда самому, в первый раз.

У меня мурашки по коже. Мне сразу поступает предложение от какого-то пидора, который, закатывая глаза, шепчет мне что-то о вечеринке в сортире. Посылаю его куда надо. Мне нужен только один человек, он сидит у стойки бара. Его легко заметить – он тут самый старый. Подхожу и присаживаюсь рядом.