Черные лебеди России. Что несет нам новый цикл истории - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Белковский cтр.№ 27

И жаловаться не на что.

С точки зрения власти русский народ состоит из одних государственных иждивенцев, различающихся только своей номинальной ценой для Родины. Вот, например, руководитель государственной нефтяной компании стоит 4 500 000 (четыре с половиной миллиона) рублей в день.

А провинциальный учитель— 5000 рублей в месяц. Но базовая философия отношений обоих с государством — одна и та же.

Предельно откровенно смысл взаимоотношений государства и человека в России сформулировал недавно известный правовед, председатель Конституционного Суда Валерий Зорькин. Он внятно указал, что важнейшее достижение нашей уникальной цивилизации— крепостное право. Которое, по проф. Зорькину, было и остается ключевой духовной скрепой русского народа. В качестве историко-морального авторитета судья избрал чеховского Фирса из «Вишневого сада», который назвал главным несчастьем своей жизни «волю», т. е. отмену крепостного права (1861 год).

Браво, лучше не скажешь! Действительно, мы крепостные. Ведь если государство считает возможным, например, отправлять своих солдат и офицеров в отпуск на войну, то, значит, эти люди в погонах— государственные крепостные, и больше совершенно никто. Жизнь такого человека — дешевый скоропортящийся товар.

Еще в 2000 году появился такой анекдот.

Идет совещание в Кремле. Председательствующий говорит:

— Друзья, все мы уже стали богатыми, все у нас есть: и миллионы, и виллы, и яхты. Пора бы уже и о людях подумать.

— Да-да, — говорит секретарь совещания. — Я как раз тут проект закона подготовил. Душ по 200–300 нас устроит?

«Законом Ротенберга» нам откровенно плюют в коллективную рожу, показывая, что наше место в нашем же государстве — прямо у санузла. Будем ли протестовать? Нет. Мы лучше скажем государству спасибо, что вообще не убили. Ибо ключевая функция государства такого типа — предотвращение крепостного бунта. Не дай бог задеть милиционера — получишь годы реальной тюрьмы, как узники Болотной.

Да и вообще, нас, россиян, как-то расплодилось слишком много, вы не находите? Всех не прокормишь. Помните старую шутку: почему нельзя разделить все на всех? Потому что всего мало, а всех — много. Чем меньше дармоедов претендует на нефтегазовые доходы, тем жизнеспособнее это государство.

Оно в нас верит. Мы оплатим все его авантюры. И не только деньгами. А всем остаточным содержанием нашего национального организма.

2014 г.

Многим из нас, русских людей, присуще исторически сложившееся тотальное сознание (ТС). Означает это, по моей авторской версии, примерно следующее:

1. Полное всесмешение качественно разных критериев оценки кого бы и чего бы то ни было: моральных, идеологических, политических, правовых, профессиональных, эстетических и прочих, какие только бывают.

Притом у всякого носителя тотального сознания свои приоритеты, разумеется, не одинаковые для всех. Например, для одного важно, как кто относится к Владимиру Путину. И ясно, что только убежденный сторонник (или, наоборот, противник) Путина может быть умным, честным и красивым, особенно одновременно. Если не соответствуешь этому критерию— ты дурак, или жулик, или всё сразу. Для другого критично отношение к марке чайников.

Все, кто выбирает Bosch, — правильные персонажи, с которыми можно иметь дело. Не Bosch — неправильные, не иметь. Для третьего тотально важно, еврей ты (русский, казах, крымский татарин) или нет. И т. д.

Но механизм работы такого сознания, независимо от конкретного первичного приоритета, один.

Тотальное сознание стремится к моральному отягощению всего. Грубо говоря, евреем быть морально, а не евреем — уже не очень или очень не.

Особенно выпукло это проявляется в политике. Чтобы лишний раз не трогать Путина, который уже затроган до дыр, вспомним что-нибудь более пикантное, например Навального образца 2013 года, когда он баллотировался в мэры Москвы. Многие люди говорили мне в те дни, что голосовать не за Навального аморально. Это слив и предательство, мерзость и подлость. Как же, как же, пытался блеять я, ведь у меня есть конституционное право, оно морально не нагружено. И я никому не обещал голосовать за единого безальтернативного лидера оппозиции, честное слово. Ну, ты давний наймит Путина, поцелуй в жопу своих хозяев, — был мне из околонавального лагеря стандартный ответ.

А если вы посмотрели спектакль, поставленный членом «Единой России» (или, наоборот, партии «Парнас», с какого холма посмотреть), и он вам понравился, знайте: у вас исключительно плохой вкус.

2. Тотальное сознание вытесняет закон как самостоятельную величину, субстанцию и инстанцию.

Правильный человек (ну, возможно, еврей, любящий свеклу или бойкотирующий Сандуновские бани) не подвластен закону. Он не может совершать преступлений и даже проступков. Разве что ошибки, и то как посмотреть. Всякое дело против него, если заведется, злокозненное и заказное.

Неправильный человек подвержен закону втройне, даже несуществующему. Он не совершает ошибок, только преступления и проступки. Если его еще не посадили, то это чье-то злоупотребление.

3. Сознание на то и тотальное, что оно не может рассматривать одно и то же явление или объект с разных сторон. Оно не терпит нюансов и полутонов. Кто-то (что-то) может быть или совсем хорошим, или совсем плохим. Но не посередине, и не хорошим + плохим в одном флаконе.

4. В полемике важен не предмет, на котором такое сознание никак и никогда не может сконцентрироваться всерьез, а собственно оппонент. Каковой и не оппонент вовсе, а враг. Ибо нет смысла всерьез разбирать предмет в разговоре с глупой продажной тварью, которая еще, как написано в газете «СПИД Инфо», в 1985 году украла три мандарина в поезде Липецк — Сочи.

5. Тотальное сознание ищет не правду, а победу в споре любой ценой. Проиграть нельзя: играем всегда с нулевой суммой, поражение равно смерти. Потому поражения не признаём: это они считают, что мы провалились, а мы победили (хотя это пока не так заметно) или, на худой конец, пали жертвой бессовестных манипуляций, что обессмысливает оппозицию «победа — поражение».

Как итог: тотальное сознание не умеет извиняться. Разве что за других— начальство, соседи, предки, потомки, эпоха, судьба, — но ни в коем случае не за себя.

6. Для такого типа сознания люди и прилагаемые к ним важные вещи не могут принципиально меняться. Если кто-то когда-то был коммунистом (кагэбэшником, националистом, либералом), им и останется навсегда. Ну, или если закоренелый жулик— тогда может поменяться, но по факту продажи новому покупателю. Меняться могу только я сам, носитель тотального сознания. Но не в силу переосмысления моей жизни, покаяния и т. п. А потому, что меня плохие люди когда-то в чем-то зверски обманули — например, сказали, что коммунизм хороший, а он на поверку оказался плохой. Потом доблестный я раскрыл обман, и мне самосписано мое прошлое как не имеющий нового употребления токсичный актив.