Нации и этничность в гуманитарных науках. Этнические, протонациональные и национальные нарративы. Формирование и репрезентация | Ф. Левин, С. Федоров | страница 31 | LoveRead.ec

4. Семиряга М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. М.: РОССПЭН, 2000. 863 с.

5. BeheydtL. Delen Vlaanderen en Nederland een culturele identiteit? // Vlaamse identiteit: mythe én werkelijkheid. Leuven: Acco, 2002. P. 22–40.

6. De Vries J. et al. Het verhaal van een taal. Amsterdam: Prometheus, 1993. 316 p.

7. Falter R. Belgiě: een geschiedenis zonder land. Antwerpen: De Bezige Bij Publ., 2011.463 p.

8. Luykx Th., Platel M. Politieke geschiedenis van Belgiě 1789–1985. Mechelen: Kluwer, 1985.1011р.

9. Reynebeau M. Het klauwen van de leeuw: De Vlaamse identiteit van de 12de tot de 21ste eeuw. Leuven: Van Halewyck, 1995. 306 p.

10. Vanneufville E. Histoire de Flandre. Fouesnant: Yoran embann., impr. 2009. 344 p.

11. Velaers J., Van Goethem H. Leopold III: de koning, het land, de oorlog. Tielt: Lannoo, 2001.1152 р.

12. Vos L. Van Belgische naar Vlaamse identiteit // Vlaamse identiteit: mythe én werkelijkheid. Leuven: Acco, 2002. P. 11–21.

REFERENCES

1. Beheydt Ludo. “Delen Vlaanderen en Nederland een culturele identiteit?” in Vlaamse identiteit: mythe én werkelijkheid. Leuven: Acco, 2002. P. 22–40.

2. De Vries Jan et al. Het verhaal van een taal. Amsterdam: Prometheus, 1993. 316 p.

3. Falter Rolf. Belgiě: een geschiedenis zonder land. Antwerpen: De Bezige Bij Publ., 2011.463 p.

4. Luykx Theo, Platel Marc. Politieke geschiedenis van Belgiě 1789–1985. Mechelen: Kluwer, 1985.1011р.

5. Namazova Alla, BePgija. Jevoljucija gosudarstvennosti v XVIII–XX vekah. Moscow: Nauka Publ, 2008. 391 p. (in Russian).

6. Reynebeau Marc. Het klauwen van de leeuw: De Vlaamse identiteit van de 12de tot de 21ste eeuw. Leuven: Van Halewyck, 1995. 306 p.

7. Samoopredelenie i nezavisimosť Jestonii, ed. A. Bertriko. Tallinn: Avita Cop. Publ., 2001. 347 p. (in Russian).

8. Semirjaga Mikhail. Kollaboracionizm. Priroda, tipologija iprojavlenija vgody Vtoroj mirovoj vojny. Moscow: ROSSPJeN Publ., 2000. 863 p. (in Russian).

9. Svechin Alexandr. Jevoljucija voennogo iskusstva. Moscow: Akademicheskij proekt Publ.; Zhukovskij: Kuchkovo pole Publ., 2002. 864 p. (in Russian).

10. Vanneufville Eric. Histoire de Flandre. Fouesnant: Yoran embann., impr. 2009. 344 p.

11. Velaers Jan, Van Goethem Herman. Leopold III: de koning, het land, de oorlog. Tielt: Lannoo, 2001. 1152p.

12. Vos Louis. “Van Belgische naar Vlaamse identiteit” in Vlaamse identiteit: mythe én werkelijkheid. Leuven: Acco, 2002. P. 11–21.

Поиск национальной идентичности в дискурсе каннадских интеллектуалов 1950-х–0-х гг

Еременко К. С.

В конце 1940-х – начале 1950-х гг. представители творческой элиты Канады очень позитивно оценивали перспективы «рождавшейся» буквально на их глазах канадской нации. В книге «От колонии к нации», впервые опубликованной в 1946 г., Артур Лоуэр предпринял попытку представить движение Канады от статуса зависимой территории Великобритании к статусу независимой нации североамериканского континента как эволюционный процесс, которому были свойственны естественность, линейность и постепенность. По свидетельству историка Дж. Брауна, в этот период страна демонстрировала «признаки культурной зрелости»^[162]. «Канадцы сегодня, как никогда прежде, осознают, что Канада вступает в ряды других наций мира, – писал историк, – Они могут по-разному оценивать ее роль. Они могут по-разному смотреть на ее средства и ближайшие цели, но они воспринимают как данность тот факт, что у нее, как и у других наций, есть собственная роль…»^[163]. Менялось отношение канадцев к достижениям своих соотечественников в различных сферах культуры. Малькольм Росс находил многочисленные свидетельства того, что Канада пробилась сквозь собственную «скорлупу культурного колониализма»^[164].

Кроме того, как отмечали современники, канадцы буквально пристрастились к самоанализу, о чем можно было судить по огромному количеству книг, статей, опросов общественного мнения и дискуссий на радио, затрагивавших национальную тематику. Сам факт того, что канадцы все чаще задавали себе вопрос «Кто мы?», являлся подтверждением этого «национального пробуждения». Как утверждает У. Грининг, после окончания Второй мировой войны «настоящий канадский национальный дух, преодолевающий провинциальные и региональные границы», становился все более заметным, а канадцы постепенно утрачивали «свой глубоко укоренившийся комплекс неполноценности перед такими странами, как Великобритания, Франция и США»^[165]. По его словам, выход в свет доклада Мэсси даже привел многих канадцев к осознанию того, что некоторые их политические, правовые и образовательные институты в отдельных аспектах превосходят аналогичные учреждения Соединенных Штатов и что они «достойны сохранения даже ценой значительных усилий и самопожертвования»^[166].

Однако ко второй половине 1950-х гг. происходит явная смена общественного настроения: тенденции, наблюдающиеся в экономической и культурной жизни страны, заставляют канадцев все чаще выражать беспокойство по поводу потери своей национальной идентичности, которая еще не успела обрести определенную форму и потому была особенно подвержена опасным веяниям извне. «Потерять идентичность – вот что действительно нас пугает. Я полагаю, что эта идентичность является очень хрупкой и что ее укрепление целиком зависит от смелых свершений в будущем», – писал в 1957 г. известный канадский эколог Пьер Дансеро^[167].

Кризисное состояние канадской идентичности очень часто объяснялось, исходя из ее внутренних особенностей. В печати и в публичных выступлениях стал обсуждаться «комплекс неполноценности», присущий канадцам как нации, приводились многочисленные факты того, что лучшие люди покидают страну в поисках славы, денег, комфортной жизни, как правило, обретая все это к югу от границы. «…Любят ли на самом деле канадцы свою страну? Я не думаю, что многие из них ее любят, – размышлял канадский писатель Хью Гарнер. – Мы, канадцы, страдаем самым большим комплексом неполноценности в мире»^[168]. Некоторые полагали, что прямым доказательством существования этого комплекса служат постоянные рассуждения канадцев о собственной уникальности, столь характерные для начала 1950-х гг.