Когда началась советская интервенция, его отправили в Испанию радистом. В начале 1937 года в штаб-квартиру ОГПУ в Москве прибыло донесение о том, что Френд стал проявлять «симпатии к троцкистам». Я знал этого парня и не имел малейшего сомнения в том, что он был всецело предан законному правительству Испании и Советскому Союзу. Правда заключалась в том, что он имел какие-то отношения с социалистами и другими радикалами, что вполне естественно для молодого англичанина, не имевшего понятия о том, что невидимая Китайская стена отделяет советских солдат от испанцев.
Позже я спросил о нем одного из работников ОГПУ в Москве и получил уклончивый ответ. Из дальнейших осторожных расспросов я узнал, что Френда вывезли в Одессу как заключенного. Мне рассказали о том, как это проделали. ОГПУ в Испании заманило его на советское судно, сказав, что он должен починить корабельную рацию. Френд и не подозревал, что за всем этим стоит ОГПУ. Как только он поднялся на борт, его схватили. 12 апреля его бросили в тюрьму ОГПУ в Москве. До сего времени его брат в Ленинграде и его семья в Англии не знают о его судьбе. Мне не удалось выяснить, был ли он казнен как «шпион» или живет где-то в лагере далеко от Москвы.
Таких случаев и исчезновений людей было великое множество. Некоторые были похищены и вывезены в Советскую Россию. Других убили в Испании. Один из наиболее громких случаев произошел с Андресом Нином, лидером революционной Партии марксистского единства (ПОУМ). Нин когда-то был троцкистом, задолго до того, как стал одним из руководителей Коминтерна. И вот вместе с группой своих товарищей Нин исчез из тюрьмы, куда его заключило ОГПУ. Их тела были найдены только после того, как в Испанию прибыла комиссия британского парламента, чтобы расследовать это странное исчезновение.
Другим из ряда вон выходящим случаем стало дело молодого Смилли, сына известного лидера британского лейбористского лидера Роберта Смилли. Парня убили в Испании, в тюрьме ОГПУ. Подобная история произошла и с Марком Райном, сына эмигранта из России, лидера социалистов Рафаэля Абрамовича (см. главу 4).
Деятельность ОГПУ на испанской земле произвела раскол в рядах антифашистского фронта, борющегося за республику. Появление этой трещины было предрешено уже в самом начале – когда Кабальеро и его сторонники, не ведая, что творят, объединились с коммунистической партией. Премьер-министр Кабальеро не хотел советского террора, который уничтожил его собственную партию и ударил по его политическим союзникам. Автономное правительство Каталонии, противостоявшее ОГПУ, что называется, ногами и руками, получило благословение от Кабальеро. В Испании назревал внутренний кризис.
Я наблюдал развитие этого кризиса и достижение им наивысшей точки из Москвы, где решались внутренние дела Испании.
В марте 1937 года я прочитал секретный доклад генерала Берзина военному комиссару Ворошилову. С ним также ознакомился Ежов, преемник Ягоды на посту начальника ОГПУ (позднее его тоже «ликвидировали»). Такого рода доклады были, конечно, предназначены для самого Сталина, хотя автор и адресовал его своему непосредственному начальнику.
Дав оптимистическую оценку военной ситуации и похвалив генералиссимуса Миаху, Берзин доложил о негодовании и протесте против ОГПУ, который зрел высших кругах Испании. Он говорил, что агенты ОГПУ компрометируют советскую власть в Испании своим неоправданным вмешательством в дела правительства и шпионажем там. В заключение он потребовал немедленно отозвать из Испании Орлова.
«Берзин абсолютно прав», – сказал мне Слуцкий, когда я прочитал доклад. Слуцкий, начальник иностранного отдела ОГПУ, продолжил говорить о том, что наши люди ведут себя в Испании так, будто они находятся в своей колонии, даже с испанскими лидерами они обращаются как колонисты с туземцами. Когда же я спросил его, что предпримут в отношении Орлова, он ответил, что этот вопрос решает Ежов.
Ежов, великий маршал великой чистки, и сам смотрел на Испанию как на провинцию России. Кроме того, по всему Советскому Союзу арестовали многих армейских товарищей Берзина, и жизнь самого Берзина находилась под угрозой. Многие его друзья находились в лапах ОГПУ, и к любому его докладу в Кремле относились с подозрением.
В апреле Сташевский прибыл в Москву, чтобы доложить лично Сталину о положении дел в Испании. Будучи убежденным сталинистом и несгибаемым партийцем, Сташевский тем не менее чувствовал, что деятельность ОГПУ на территории, контролируемой законным правительством, была явной ошибкой. Как и генерал Берзин, он был против колониальных методов, которые применяли русские на испанской земле.
Сташевский не имел ничего против борьбы с диссидентами и «троцкистами» в России и одобрял методы, применяемые ОГПУ к ним, но он был уверен, что ОГПУ должно уважать законные политические партии Испании. Он осторожно намекнул Сталину, что, возможно, следует поменять политику ОГПУ в Испании. «Сам» притворился, что согласен с ним, и Сташевский покинул Кремль в приподнятом состоянии духа.
Позже он встретился с маршалом Тухачевским и снова говорил о позорном поведении советских служащих в Испании. Эта беседа вызвала множество разговоров в ближнем кругу, отчасти и потому, что положение Тухачевского уже пошатнулось. Маршал полностью разделял точку зрения, согласно которой нужно вывести из игры тех, кто ведет себя в Испании так, будто находится в завоеванной стране, но власти, которая бы давала ему такую возможность, у него теперь не было.
Мы со Сташевским несколько раз обсуждали эту ситуацию. Он предсказывал быстрое падение Кабальеро и взлет Негрина – человека, выбранного в качестве нового премьера.
Много раз он говорил мне: «Нас ожидают большие битвы в Испании».
Всем нам, понимающим политику Сталина, это было очевидно. Сталин укрепил свой успех в отношении того, чтобы поставить Испанию в зависимость от Кремля, и уже строил дальнейшие планы. Коминтерн постепенно сходил со сцены. Сейчас Берзин держал в руках приводные ремни испанской армии. Сташевский перевез большую часть золотого резерва Банка Испании в Москву. Машина ОГПУ мчалась вперед на всех парах. Все предприятие следовало сталинским инструкциям: «Оставаться за линией артиллерийского огня!» Мы избежали международной войны, и Сталин убедился в возможности достижения своих заветных целей.
Самым большим препятствием на этом пути стала Каталония. Ее жители были антисталинистами и представляли собой опору правительства Кабальеро. Для приобретения полного контроля Сталину следовало подчинить себе Каталонию и свергнуть Кабальеро.
Я понял это, прочитав доклад одного из руководителей группы русских анархистов в Париже, который являлся тайным агентом ОГПУ. Его послали в Барселону, где он, как выдающийся анархист, был хорошо принят анархо-синдикалистами в местном правительстве. Он должен был действовать как агент-провокатор и создавать волнения среди каталонцев, которые потребовали бы вмешательства армии для усмирения этого будто бы мятежа за линией фронта.
Его доклад занял не менее тридцати страниц. Как и все наши секретные отчеты, он был передан на крошечных роликах фотопленки. В московском штабе была установлена самая современная американская аппаратура для работы с такой пленкой. Каждая страница доклада представляла собой увеличенную во много раз фотографию.