Уманский рассказал мне, что, когда судьба привела его на службу в Красную армию, он не хотел «терять» два года в общих армейских бараках. Советская жизнь тогда не носила такого кастового характера, как сейчас, и его слова шокировали меня. Большинство коммунистов все еще смотрели на службу в Красной армии как на привилегию. Но Уманский считал иначе. Он сам явился в отдел разведки, имея при себе рекомендации от комиссара иностранных дел Чичерина и от Долецкого, руководителя ТАСС, в которых говорилось, что ему разрешено «отслужить» два года в армии в качестве переводчика 4-го отдела.
Тем же самым вечером, находясь в обществе Фирина, тогда помощника генерала Берзина – начальника отдела военной разведки, я увидел Уманского в одном из московских ресторанов. Я подошел к его столику и спросил его, почему он бросает работу в ТАСС. Он ответил, что хотел бы убить двух зайцев одним выстрелом – сохранить место в ТАСС и служить в 4-м отделе.
Когда я рассказал об этом Фирину, он зло ответил:
– Будь спокоен, в 4-м отделе он работать не будет.
В те годы не так-то легко было получить хорошее место, и Уманский не смог устроиться переводчиком в Красную армию. Однако ему удалось избежать жизни в необустроенных бараках, поскольку он попал на место дипломатического курьера в Наркомате иностранных дел. Это приравнивалось к военной службе, так как все дипломатические курьеры состояли в штате ОГПУ. Не бросая своей работы в ТАСС, Уманский ездил в Париж, Рим, Вену, Токио и Шанхай.
Работая в новостном агентстве ТАСС, Уманский служил ОГПУ, поскольку именно здесь трудились журналисты и корреспонденты, имевшие опасно тесные контакты с внешним миром. И Уманский мог шпионить за репортерами отовсюду – из московского отделения и за границей. В гостинице «Люкс» он держал ушки на макушке, не пропуская ни одной случайной беседы иностранных коммунистов. Всех начальников Уманского во всех отделах, где ему довелось работать, либо освободили от обязанностей, либо отстранили от должности до расстрелов и репрессий. Это касается его бывшего шефа в ТАСС Долецкого, а также и всех его тамошних коллег; его бывшего шефа в иностранном отделе Максима Литвинова; Александра Трояновского, первого советского посла в Соединенных Штатах, и Владимира Ромма, корреспондента ТАСС в Вашингтоне, его личного друга. Трояновский и Ромм были отозваны из Вашингтона в Москву именно в то время, когда Уманский бок о бок работал с ними в Америке.
Уманский является одним из очень немногих коммунистов, которому удалось перебраться через колючую проволоку, отделявшую старую партию большевиков от новой. Во время репрессий существовал лишь один-единственный пропуск для прохода через эту границу. Ты должен был представить Сталину и ОГПУ необходимое количество жертв. Константин Уманский отлично с этим справился…
Когда до нашего отдела дошли сведения о французской оккупации Рура, группе из пяти-шести офицеров, включая и меня, приказали немедленно выехать в Германию. На все приготовления ушло двадцать четыре часа. Москва надеялась, что последствия французской оккупации откроют обновленному Коминтерну дорогу в Германию.
Меньше чем через неделю я уже был в Берлине. Сразу же у меня сложилось впечатление, что Германия стоит на пороге катастрофы. Инфляция подняла рейхсмарку до астрономических высот, повсюду была безработица, ежедневные стычки как между рабочими и полицией, так и между рабочими и националистскими боевыми отрядами. Французская оккупация подлила масла в огонь. В какой-то момент мне даже показалось, что измученная и истощенная Германия может бросить армию в губительную для себя войну с Францией.
Вожди Коминтерна с осторожностью наблюдали за событиями в Германии. Они хорошо помнили 1921 год и не хотели ввязываться в драку до тех пор, пока внутренний хаос не станет полным. Однако наш отдел разведки дал совершенно определенные инструкции. Нас отправили в Германию для проведения разведки, мобилизации всех готовых на подъем элементов и накопления оружия для того, чтобы в подходящий момент поднять восстание.
Мы сразу же приступили к созданию трех типов организаций в Германской коммунистической партии: службы партийной разведки, работающей под руководством 4-го отдела Красной армии; военных формирований, которые должны были стать ядром будущей германской красной армии; и небольших отрядов боевиков, в чьи функции входило разложение морального духа рейхсвера и полиции.
Во главе партийной разведки мы поставили Ганса Киппенбергера, сына издателя из Гамбурга. Он, трудясь не покладая рук, плел разветвленную шпионскую сеть в полиции и армии, в государственном аппарате, во всех политических партиях и враждебно настроенных организациях. Его агенты проникли в монархистскую организацию «Стальной шлем», в «Вервольф» и в нацистские отряды. Работая рука об руку с отрядами боевиков, они, соблюдая секретность, осторожно выясняли у офицеров рейхсвера, какую сторону они примут в случае коммунистического восстания.
Киппенбергер верой и правдой служил Коминтерну и проявлял при этом чудеса отваги. Во время событий 1923 года его жизнь подвергалась опасности каждодневно. В конечном итоге его постигла судьба всех верных и преданных коммунистов. Будучи избранным в рейхстаг в 1927 году, он стал членом Комитета по военным делам. И, считая себя представителем Коминтерна в этом органе власти, он в течение многих лет снабжал советскую военную разведку ценной информацией. Он оставался в Германии в течение нескольких месяцев после прихода к власти Гитлера, продолжая выполнять опасную подпольную работу в интересах Коммунистической партии. В 1936 году его арестовали как нацистского шпиона.
Следователь ОГПУ пытался заставить его признать, что якобы он работал на германскую разведку. Киппенбергер отказался.
– Спросите Кривицкого, мог ли я стать нацистским агентом, – умолял он. – Он знает, что я делал в Германии.
– Разве вы не знали генерала Бредова, главу военной разведки рейхсвера? – спросил следователь ОГПУ.
– Конечно, я его знал, – ответил Киппенбергер. – Я был членом фракции коммунистов в рейхстаге и работал в Комитете по военным делам.
(Генерал Бредов часто выступал в этом комитете рейхстага.)
ОГПУ больше было нечего инкриминировать Киппенбергеру. Тем не менее после шести месяцев допросов неустрашимый боец «признался», что состоял на службе в германской военной разведке.
– У меня гвоздь в голове, – повторял он. – Сделайте хоть что-нибудь, чтобы я мог заснуть.
Мы, советские офицеры, создали германские коммунистические военные формирования – основу германской красной армии, которой так и не суждено было появиться. Мы привели эти формирования в очень четкую систему, разделив их на отряды по сто человек – хундершафт. Мы подготовили списки коммунистов, служивших во время войны, и систематизировали все согласно военным званиям. В дополнение к этим спискам мы рассчитывали сформировать в германской красной армии и офицерские подразделения. Мы также подобрали технический штат, состоящий из опытных специалистов: пулеметчиков, командиров артиллерии, авиаторов и работников связи, отобранных среди обученных связистов и телефонистов. Мы учредили женскую организацию и приступили к обучению медсестер.