Зачет по выживаемости - читать онлайн книгу. Автор: Василий Гриневич cтр.№ 26

Над «Крестоносцем» бушевала гроза. Пик ее уже давно миновал. И, хотя порывистый ветер с прежней яростью продолжал гнуть мокрые вершины деревьев, дождь пошел более мелкий, сполохи молний сверкали все реже и реже, а паузы между лиловыми вспышками в глубине туч и раскатами грома становились все длиннее и длиннее.

С высоты пятисот километров гроза выглядела отстраненной картинкой в окулярах нижних перископов. Спиральная клякса циклона лениво сползала к югу, унося в сторону экватора ливень и оставляя после себя редкие просветы в облаках.

Высота над сетью тридцать метров. Она серебрится под нами в лучах Хиллиан правильными шестиугольниками, уходящими к горизонту. Алексей заметно нервничает, настраивая противометеорную пушку. Никаких признаков роботов-истребителей, самонаводящихся перехватчиков, однако…

Мне не так часто приходилось видеть залп противометеорной пушки, воочию — всего два раза, оба — со звездоскафа… От залпа мезонатор вздрогнул, как испуганное животное. На мгновение экраны ослепил ярко-синий сполох разряда, а когда изображение снова обрело четкость… Силы небесные! Я почувствовал, что подо мной разверзается пропасть. Оплетенный коконом «Сент-Мартен», звездоскаф на поверхности планеты, до которого так никто и не смог добраться, — все стало на свои места. Какие, к черту, истребители-перехватчики! Все намного проще и страшней. Я и представить не мог, что существуют такие сети!

— Вперед! Назад! — взвыли одновременно два голоса у меня над ухом. В сети образовалась широкая пробоина с рваными краями, раскаленными до малинового свечения, и эти края неудержимо стягивались на глазах. В том месте, где нити вновь срастались, вспыхивали множественные искры, как от короткого замыкания. Одновременно необозримая площадь сети под нами, отброшенная разрядом, начала стремительно вспучиваться навстречу мезонатору гигантским языком сетчатого протуберанца.

Это запечатлелось в моем сознании в десятые доли секунды: суживающаяся дыра, протуберанец, смыкающийся вокруг «Совы». По-моему, Алексей пальнул еще раз или два полновесными зарядами, которые ухнули в закрывающийся проход без всякого видимого вреда для сети. Экраны опять на секунду ослепли, и если бы я ждал, пока изображение прояснится…

Наверное, ребята с «Сент-Мартена» колебались на мгновение дольше, и именно этого мгновения им не хватило, чтобы или проскользнуть в суживающуюся щель, или же отвернуть в сторону. Крик «Назад!» еще звенел у меня в ушах, когда «Сова» сделала рывок вниз, в центр стремительно срастающейся пробоины. «Проскочили!» — мелькнуло в голове, но «Сову» внезапно перекосил страшный крен, толчок бокового ускорения едва не вырвал нас из кресел. Пике перешло в беспорядочный штопор, от которого тошнотворный комок подкатил к горлу. Я кожей чувствовал, как наматываются на стабилизаторы крепчайшие путы, замедляя падение «Совы» все больше и больше, скручиваясь в тугую пуповину, которая сейчас остановит мезонатор и отбросит назад, туда, где через четверо суток его найдет аварийная команда: с разбитыми экранами, может быть, не так экзотически обросшего, как «Сент-Мартен» — не успеем, — но также совершенно беспомощного, спеленатого сетью, как младенец. А внутри — четырех маменькиных сынков, которые хотели когда-то быть пилотами. Рыцари тела.

И вдруг «Сова» провалилась в пустоту. Секунду или две длилась невесомость, — нормальная задержка, после которой должны были включиться тормозные двигатели, но вместо этого взвизгнула фальцетом сирена, на всех экранах вспыхнуло: «режим катапультирования», «борьба за выживание корабля невозможна», и что-то с треском взорвалось над ухом…

Вдалеке затихает гром. Гром? Сквозь ветви деревьев в такт шагам слепит глаза косой луч заходящего солнца. Однако с наступлением вечера духота не уменьшается, а кажется, возрастает еще больше. Небольшой ветерок, который хоть чуть-чуть разгонял болотные испарения и охлаждал наши лица, стихает, и становится нестерпимо душно. Комбинезоны липнут к спине, и пот катится градом по лицу.

Сделать бы привал, но рано, да и негде: наша команда пробивается сквозь лес, утопающий в плавнях. Воздушные корни деревьев в этом лесу похожи на гигантских черных осьминогов, восставших из трясины для смертельного поединка. Поднялись они на дыбы, да так и застыли, одеревенели, дав начало черным, узловатым стволам, покрытым колючей чешуей.

Странно, но я совершенно не помню, как мы приземлились. Я абсолютно ясно представляю, куда мы идем, но никак не могу вспомнить, ни как я катапультировался, ни как отстегивал парашют, ни что случилось с «Совой», в которой осталась красная кнопка. Антероградная амнезия. Я уже собираюсь догнать Валентина, широкая спина которого маячит впереди, и расспросить обо всем, но он сам останавливается и, наклонив треугольный лист, жадно пьет дождевую воду. Лицо его в грязных разводах с прилипшими волосками болотной тины. Костистый кадык ходит вверх-вниз, прозрачные капли из уголка рта стекают по серым разводам на подбородке и шее. Волосы его слиплись сосульками и тоже в болотной тине. Последние несколько капель он стряхивает на ладонь и размазывает по лбу и вискам. От этого его лицо отнюдь не становится чище. Валентин тянется еще за одним листом, и тут сверху на его голову падает огромный косматый паук. Наверное, такой же паук прыгает на меня, потому что вдруг наступает темнота…

Я очнулся оттого, что какая-то тварь, высунувшаяся из клочьев тумана, обнюхивала мое лицо. Морда твари была покрыта зелеными костяными пластинами, переходившими на макушке в перепончатый, похожий на рыбий плавник, гребень. Гребень тянулся вдоль спины, как у пеликозавра, и заканчивался на хвосте покосившимися роговыми иглами.

— Кыш, ящерица, — сказал я негромко.

Тварь отпрянула. Желтые глаза ее еще несколько секунд настороженно изучали меня, потом она развернулась и, тяжело доковыляв до топкого берега, плюхнулась в воду, сплошь заросшую пятнами какой-то плесени. По поверхности пошли круги. Несколько пар желтых глаз, увенчанных перепончатым гребнем, скрылись под водой.

— То-то же, — пробормотал я, оглядывая туман вокруг. При первом же движении затылок и шею пронзила острая боль. Осторожно, очень осторожно я приподнялся на локте и ощупал голову. Ничего серьезного: увесистая шишка за ухом, запеклась кровь. До свадьбы заживет. С благополучным приземлением, рыцарь. Что же, однако, с остальными?

Вокруг из-за нависающих ветвей исполинских деревьев стоял полусумрак. Вон оно, то место, где я пролетел: концы ветвей были обломаны, и в сплошном зеленом своде образовался широкий колодец. Судя по тому, что я не завис на парашюте метров за десять от земли, падал я с солидной скоростью — то ли «Сова» меня катапультировала последним, то ли ветки у местной флоры оказались слишком хрупкими. Парашют лежал тут же, рядом. По нему уже успели потоптаться грязными перепончатыми лапами — не иначе та тварь, которую я спугнул.

Туман вокруг снова сгустился. Я отстегнул лямки парашюта и сел. Дышалось, несмотря на густые испарения, легко, только невыносимо воняло болотом.

— Ничего, — пробормотал я, — это можно стерпеть.