Дрюпин кивнул. Я кивать не стал, на этой неделе у меня уже два раза имел место летальный исход. Сирень опустила забрало. Она вообще любила прятаться. Замарайка этакая.
– Эй, мистер! – крикнул я вслед Седому. – Как насчет разрушений?
– Разрушений в меру, – не оборачиваясь, ответил Седой. – Тут еще людям жить.
Он залез в вертолет, вертолет ушел вверх, мы остались одни, Валдайская возвышенность приняла нас в свои кедровые лапы, убей василиска.
– Ну, что делать бум? – спросил Дрюпин.
– Пойдем сначала туда, – я указал пальцем вдоль улицы. – Туда. Вдоль по улице…
Как называлась улица, видно не было, поэтому я по праву первооткрывателя, назвал ее сам.
– Вдоль по улице имени Всеобщей Безжалостности.
Сирень нахмурилась. Хотя из-под шлема этого и не было видно, но она нахмурилась, девчонки ведь так предсказуемы. Она хотела поспорить, хотела сказать, что надо все делать не так, что надо идти дворами… Но промолчала, я был старше по званию и мог дать в глаз. Или даже руку сломать в двух местах, такой уж я суровый.
Вообще-то, если, конечно, по-умному делать, надо было идти все-таки дворами. Не привлекая внимания. Но с Дрюпиным не привлекать внимания было невозможно, так что что дворами, что не дворами, разницы никакой. Дворами пробираться только сложнее, грядки-шмятки всякие, сельхозугодья по колено. Провалишься в картофельную яму, к весне жуки отполируют скелет для школьного музея.
Поэтому мы пошли по улице Всеобщей Безжалостности.
Я первым, Дрюпин за мной, Сирень в арьергарде, то есть последней.
Я шагал спокойно, дышал воздухом, проветривал для будущих свершений альвеолы. Сирень тоже особо не напрягалась, чего ей напрягаться? Обоймы она меняла быстро, свои «Тесла-С» (металлопласт-керамика, пятьдесят безгильзовых патронов, дрова можно колоть) держала в идеальном порядке. Конечно, против меня ей было не выстоять, но пяток десантников зараз она могла уложить спокойно.
Она еще и ножи метала, впрочем, ножи метать любой дурак умеет. Так что Сирень не напрягалась.
Напрягался Дрюпин. Выставил перед собой детектор движения, шарил им влево-вправо, совсем как в кино. Но прибор молчал и не пикал, огоньки на нем не горели и не мигали.
– Дрюпин, – сказал я, когда мы прошли метров сто. – Нельзя так доверяться техническому прогрессу. Брось ты этот свой локатор, доверься чувствам. Посмотри на свою невесту…
– Заткнись, – тихо сказала Сирень.
– Какие грубости! – хмыкнул я. – Посмотри, Дрюпин, какая у тебя жена злобная будет… Настоящая Ксантиппа
[1]
, сокращенно Типи. Сирень, можно я буду звать тебя Типи?
Сирень на провокацию не поддалась, наверное, нервы закаляла. А вот Дрюпин чего-то засуетился. Прицепил свой детектор к поясу, снял шлем, приладил к нему четырехстороннюю антенну, водрузил шлем обратно и щелчком опустил забрало.
– Теперь круговой обзор, – удовлетворенно сказал он. – Все вижу…
– А видишь ли ты свое безрадостное будущее с этой особой…
Начал я, но закончить не успел. Дрюпин запнулся и, раскинув руки, грохнулся на дорогу.
– Плохая примета, Дрюпинг, – усмехнулся я. – Спотыкаешься на ровном месте. Нехорошо с такой приметы начинать супружескую жизнь…
– Какое ровное место?! – Дрюпин откатился в сторону. – Тут бугры сплошные…
Сирень положила руку на свои «теслы».
– Кровожадность – качество совершенно не украшающее девушку… – улыбнулся я. – Лучше бы ты курила.
Это я круто. От подобной наглости Сирень подавилась собственными гландами, я это по подбородку увидел. К месту сказанное слово заменит удар ножа. Так говорил магистр Торквемада
[2]
, наш духовный учитель.
Дрюпин поднялся на ноги и сунул сапогом в песок. Из песка выскочила голова.
Сирень выхватила правый пистолет. «Тесла» пустил черный солнечный зайчик.
– Что это? – испуганно спросил Дрюпин.
Он снял бластер с предохранителя и принялся, как обезьяна, вертеться в разные стороны. Совсем забыв про свой локатор.
– Судя по обрубленным ушам… – Я присел. – Судя по обрубленным ушам, это…
– Алабай, – сказала Сирень. – Это алабай.
– Алабай? – прошептал Дрюпин.
– Среднеазиатская овчарка. – Сирень перевернула голову, оттянула пальцем губу. – Года четыре. Кобель.
– А почему только голова? – спросил Дрюпин. – Где… все остальное?
– Посмотрим, – сказал я.
Я отпнул голову в сторону, и мы двинулись дальше. По этой, по улице Справедливого Возмездия.
Следующую голову обнаружил уже я. Она не была зарыта в песок, валялась открыто, даже с какой-то горделивостью. Беспородный, но крупный пес. Верхняя челюсть перегрызена чуть ниже переносицы. Выглядит страшно.
– Мама… – быстро пал духом Дрюпин.
– Это тебе, Дрюпинг, не транзисторы прокачивать…
Я быстро подтянул рукава и отстегнул клапаны на кобурах.
– Похоже на волков, – сказал я. – Волки собак жрут, это у них первый деликатес…
– Чтобы так… – Сирень почесала стволом подбородок. – Должна целая стая поработать. Волков. Все-таки алабай – не болонка.
– Это не волки… – выдохнул Дрюпин.
– Почему ты так думаешь? – спросила Сирень.
Дрюпин указал бластером на землю. Я пригляделся и увидел след. Размером в две сложенные ладони.
– Вот и отличненько, – сказал я. – Дрюпинг, это настоящая жизнь начинается, вдохни ее аромат!
– Мертвечиной пахнет, – вздохнул Дрюпин.
– Похоже на медвежий, – Сирень указала пальцем. – Только большой слишком, и пальцы не так поставлены… И других следов почему-то нет…
– Посмотрим. – Я принялся сжимать и разжимать кулаки. – Посмотрим…
– Вы никогда не видели следа снежного человека? – неожиданно спросила Сирень.
– Нет, – ответил Дрюпин, – не видели…
– За меня не отвечай, Дрюмпинг, – сказал я. – Я снежного человека видел. Мы с ним даже в карты однажды играли, это было в Нантакете…
– Я тоже не видела, – продолжала Сирень. – А следы видела. Эти похожи.
– Ты хочешь сказать, что тут… – Дрюпин огляделся. – Что тут… бродит снежный человек?
Я расхохотался. Жизнерадостно так, с легкой интонацией землепроходца Хабарова или там, к примеру, Семенова-Тяньшанского.
– Ты что, новостей не смотришь, Дрюпин? – спросил я, насмеявшись.