Вернон Господи Литтл. Комедия XXI века в присутствии смерти - читать онлайн книгу. Автор: Ди Би Си Пьер cтр.№ 63

– И слушай, хороший мой, – говорит она.

Бииип. На линии тишина.

Ёбаная «Лодка любви» покачивается у самого берега. Прямиком из тех старых сериалов, которые смотрит моя матушка: наверняка там на борту и сексуально озабоченный гид, и Капитан Мудильо, и все, что положено, богом клянусь. На трубе красуется логотип, один в один – «Вэлла-бальзам». Акапулько, и небо в звездах, все как положено.

Когда бухта окончательно скрывается из глаз, я втягиваю голову обратно в кабину. Грузовик Пелайо, перевалив через пару холмов, берет курс на север вдоль совершенно киношного морского берега, вдоль которого пальмы растут, как оглашенные: толпами. Песок не такой белый, как в «Против всех шансов», и вода не настолько голубая, но все-таки. Потом какое-то время мы вообще едем вдоль лагуны, прямиком из «Тарзана» или типа того. Нам даже армейский блок-пост попадается по дороге, где из амбразуры торчит настоящий пулемет, не хуй собачий. Под ложечкой у меня ёкает, но в конечном счете оказывается, что эти солдатики – просто дети, похожие в своих огромных касках на муравьев-переростков.

Через несколько часов пути мы сворачиваем с шоссе на проселок, идущий в сторону моря. Проселок упирается в полдюжину врытых в песчаный берег бревен, и вокруг джунгли. А прямо в джунглях – крошечный городок из ветхих деревянных хибар, между которыми бродят свиньи, куры и чумазые собаченции. Ветхие – даже не совсем правильное слово. В общем, такое впечатление, что попал в иллюстрацию из «Нэшнл джиогрэфик». Рай ёбаный. Пелайо останавливается возле магазинчика, которому не позволяют развалиться только рекламные щиты кока-колы и крытое пальмовыми листьями крыльцо. Возле крыльца лежат в гамаках двое мужчин и сосут пиво. Как только мы выходим из кабины, вокруг тут же собирается толпа ребятишек. Сразу видно, что по здешним понятиям Пелайо крут. Наверное, что-то вроде местного мистера Лечуги, с той разницей, что тот – не человек. Теперь – я чужой в его мире. Он делает все, что в его силах, чтобы я почувствовал себя как дома: шугает ребятишек и велит принести из лавки пива. А я просто стою себе тихонько, вдыхаю морской бриз и слушаю чужую речь, в которой кишмя кишат какие-то незнакомые мне тараканы. Ангава вакашинда, богом клянусь. Пелайо зубами открывает пиво и с гордым видом ведет меня к стоящему на пляже навесу из пальмовых листьев. Там за столом сидят двое мужчин, а у самопальной стойки притулилась дама библейского возраста.

Внезапно у нее из-за спины вылетает малец, который заметил на припорошенном песком бетонном полу краба и теперь пытается проткнуть его чем-то вроде острожки. После нескольких попыток ему это удается, в самую серединку спины. « Yessssss!» – шипит малец, дернув вниз воображаемый рычаг. Пелайо ногой отшвыривает краба с моей дороги и подводит меня к тому столику, который ближе к морю.

На столике постепенно выстраивается целая толпа бутылок. Ближе к вечеру объявляется юный хлыщ, который кое-как изъясняется по-английски; худенький паренек в пижонском прикиде, зовут его Виктор, и на зубах у него скобки – здесь такое не часто увидишь. Он рассказывает мне о том, как важно для него пробиться в жизни, чтобы иметь возможность принести в свою деревню богатство и процветание, и все такое. От него просто мурашки ползут по коже, как от последней разъебучей гадины. Он переводит слова, написанные у грузовика сзади, между брызговиками. «Смотри на меня и мучайся» – вот что это значит. Me ves, у sufres.

Как только народ замечает, что меня повело, мне тут же предлагают устриц, огромных, как буррито, только что из моря. Ни хуя подобного. Я один раз съел устрицу, когда был совсем маленький, и вкус у нее был точь-в-точь как у смачного такого сгустка соплей. А у меня как раз забился нос, когда мне предложили этих устриц, и оттого сходство стало еще наглядней. Я так и сделал – втянул носом сопли, скорчил рожу, а потом показал на устрицу. А они смотрят на меня и усираются со смеху так, что, наверное, в Акапулько их слышно. И потом еще с час не могут смотреть мне в лицо, просто охуевают от смеха. Это я, блядь, в своем репертуаре: принести в рай говна на лопате.

После того как по горлу прокатывается первая порция текилы и львы с тиграми принимаются ворочаться под покровом силиконово-ясного вечера, я пытаюсь объяснить им насчет мечты про домик на пляже, насчет брызговиков и Судьбы. Я, конечно, слегка набрался. Просто пиздец, до чего набрался, если быть точным. Но как только я начинаю об этом говорить, Виктор и Пелайо берут меня под руки и ведут куда-то вдоль по пляжу, сквозь пальмы, под которыми теперь кружат летучие мыши, к какому-то месту примерно в десяти минутах ходьбы, где джунгли буквально сталкивают тебя прямо в море. За нами бегут дети и то заныривают в набегающую волну, то выскакивают обратно. Потом Виктор останавливается. В гаснущих сумерках он указывает куда-то вперед, и я щурюсь, чтобы протянуть от его пальца воображаемую прямую линию. Там, за полоской пляжа, с головой уйдя в джунгли, стоит старенький пляжный домик с заколоченными окнами. Мой домик.

Ребята говорят, что здесь вполне можно перекантоваться до понедельника. А может, и дольше. Может, и вообще хоть до усраной смерти. Потом они, пошатываясь, уходят восвояси, а я сижу на веранде и фильтрую вечер сквозь песок и море – и сквозь собственную душу. Внезапно все разнокалиберные и разноголосые волны внутри меня сливаются в одну мелодию, и где-то по краям этой новой симфонии пушинками кружат обрывки моей мечты, той, давней, самой первой: как сюда приедет матушка и удивится, как у меня чистенько и гигиенично, и будет приговаривать, вот, мол, как славно в конце концов все обернулось. Может, мне придется сменить имя, или стать мексиканцем, или типа того. Но все равно я останусь собой, и никакого говна вокруг. Я смотрю сквозь заросший сад в сторону берега и вижу, как Тейлор бегает по песку, в отчаянно белых трусиках, загорелая, как здесь родилась.

В этом Валгаллище я провел все воскресенье, лениво перелистывая грезы. Когда я просыпаюсь в понедельник утром, меня овевает горячий влажный ветер, а мой маленький карманный друг стоит так, словно сделан из самого что ни на есть достоебучего железобетона или отлит из сверхпрочных сплавов. И главное, рука моя там и близко не ночевала: он сам себе почетный гость, на маленьком параде в собственную честь. Я оглядываюсь вокруг и вижу, что небо затянуто облаками, а в прибое плещутся и ныряют растрепанные серые пеликаны. Верхушки кокосовых пальм раскачиваются и разгуливают взад-вперед с такой скоростью, с которой я и сам бы хотел нестись по жизни, весь такой пружинистый и собранный. В первый раз за хрен знает сколько времени я просыпаюсь утром и чувствую, что где-то на самом краешке моей души всплеснула радость. Сегодня мой день рождения.

Днем я еду в Акапулько, и у меня такое чувство, словно в жопе у меня затычка под названием Лас-Вегас. Мне шестнадцать лет, и в жопе у меня Лас-Вегас. Автобус еще не успевает въехать в город, а я уже не могу усидеть на месте: возможности, которые в любой момент могут оказаться реальными, жужжат у меня в голове и просятся наружу. Тропические рыбы и птицы, банановые листья, обезьяны и секс. И домик на пляже. Как выясняется, принадлежит он одному местному фермеру, который выращивает фрукты, он раньше жил неподалеку от деревни, а теперь переехал, и домик ему без надобности. Совсем. Виктор склоняется к мысли, что если я приведу дом в порядок и буду за ним присматривать, то даже платы за постой никто с меня брать не станет.