Дверь комнаты. Она была почти в самом конце коридора, метров двадцать до нее.
Я полз. Полз, задыхаясь, выбиваясь из сил. Не оглядывался, боялся, что эта белесая бестия подобралась уже слишком близко.
Перед дверью я упал лицом в дощечки и лежал секунд десять. В коридоре было тихо. Я так и не осмелился обернуться. Дотянулся до ручки двери, дернул и ввалился в комнату. Приткнулся спиной к двери. Закрыл замок.
Тишина. Тяжелая, пыльная тишина, тишиною залит весь дом.
Но что это? Дверь царапают. Легкое такое поскребывание. Скреб-скреб, скреб-скреб. У меня на руках поднимаются волосы, рубашка прилипает к спине, я ясно ощущаю присутствие зла… Зло у меня за спиной.
Я подпрыгиваю, поворачиваюсь к двери…
Шорох. Шорох за спиной.
Я не могу обернуться. Страшно.
Она в комнате.
Белая кошка. Я знаю, что это она. Белая.
На этом месте я всегда просыпаюсь. В голове срабатывает переключатель, подсознание бережет меня от того, чего я не хочу видеть.
Больше не хочу никогда видеть.
Дверь открывается. В комнату проскальзывает Катька. В руках у нее книжка. Сказки. «Путешествие Нильса с дикими гусями».
[12]
Закладка в виде золотой рыбки. Катька ставит книжку на тумбочку, садится на табуретку рядом с моей кроватью, берет меня за руку.
– Опять? – спрашивает Катька.
Я киваю.
– Белая?
– Белая.
Катька достает из кармана пижамы теннисный мячик и начинает стучать им в стену. Снизу, с первого этажа, стучат по трубе родители.
– Проснулись, – вздыхает Катька. – Может, тебе к доктору сходить?
– К доктору сходишь – потом на учет поставят, как дурачка – клеймо на всю жизнь. Не, лучше уж я так…
Катька подбрасывает мячик в потолок. Роняет его, и мячик закатывается под кровать.
Катька смотрит на меня. Я отрицательно качаю головой.
– Ну, пожалуйста, – просит Катька.
Я плюю и лезу под кровать. Это довольно неприятно – ползти в темноту, но от Катьки ведь не отмажешься, будет до утра сидеть и канючить.
Мячик отыскался в углу. Я стукнулся головой о раму кровати и набил шишку.
– Ну что там? – спросила Катька.
Я не ответил. Лежал себе тихонечко.
– Ты чего? – в голосе Катьки послышалось волнение.
Я выпустил мячик, он выкатился из-под кровати. Сам я, затаив дыхание, ждал.
– Вылезай.
Катька не вытерпела и заглянула под свесившуюся простыню. Осторожно пощупала меня за ногу.
– Что с тобой? – всхлипнула Катька. – Вылезай давай…
Она взяла меня за ногу и попыталась вытащить. Не получилось.
Катька ойкнула и полезла ко мне. Затормошила, попробовала ущипнуть. Я рявкнул и схватил Катьку за плечо. Катька завизжала.
– Шучу! – я отпустил Катьку, и она сразу же выскочила из-под кровати.
– Дурень, – сказала она. – Испугал. Я тебе говорила, чтобы ты меня не пугал! И мама тебе говорила. Ты же обещал!
Я тоже выбрался наружу.
– Извини. Больше не буду.
– Ты всегда так говоришь. А потом все равно пугаешь.
Пугаю. Потому что самому страшно. А тут Катьку пуганешь – и вроде не так уж и погано. Лучшее средство.
– А если она сбежала? – спросила шепотом Катька и оглянулась на окно.
– Прекрати вертеться! – я схватил Катьку за руку. – Что за глупая привычка завелась! Времени прошло сколько, а ты все еще трясешься. Трусиха! Катька, ты настоящая трусиха!
Катька надулась.
– Если бы она сбежала, Рыся бы нам сообщил, – успокаивал я. – Позвонил бы, или письмо написал. К тому же… К тому же все то, что случилось… Это уже прошло. Прошло, и нечего это вспоминать. Ей не сбежать.
– А вдруг он не смог позвонить?
– Как это не смог? В честь чего это он не смог?
Катька снова зашептала:
– Всякое могло случиться. Номер не смог набрать. Потому что ему руки оторвали…
– Все в порядке, – оборвал я. – Все в полном порядке. Нечего об этом думать. Даже если с Рысей что-то случилось, она нас не найдет. К тому же я ему на прошлой неделе посылал эсэмэску, и он мне ответил, что у них дожди…
– Покажи! – требует Катька.
– Чего тебе показать?
– Эсэмэску.
– Я ее стер сразу, чего память загружать. И в восьмисотый раз повторяю – она нас не найдет…
– Ага, не найдет, – подмигивает мне Катька. – А чего же ты тогда из папиного пистолета в кошку соседскую стрелял? Она не совсем, между прочим, белая, с рыжиной, а ты ей полхвоста отстрелил! Хорошо хоть промазал…
– Я не промазал, – сказал я. – Я отстрелил ей полхвоста. Если бы я хотел отстрелить голову…
– А зачем тогда вообще стрелял?
– Не люблю белых кошек. В белых кошках есть что-то ненормальное. Белые кошки гораздо страшнее черных… Эта кошка лазила здесь, лазила, лазила, лазила…
– Ладно, ладно, – Катька погладила меня по руке. – Не нервничай. Тебе же нельзя нервничать.
– Нельзя, – согласился я. – От этого руки трясутся.
Я взял с тумбочки стакан с лимонной водой, выпил.
– Ты знаешь… – Катька попыталась оглянуться. – Только ты не пугайся!
Но я пугаюсь. Я пугаюсь, теперь я пугливый, очень пугливый.
– Я видела…
– Иди спать, – говорю я Катьке. – Все. Ничего ты не видела. Больше никаких белых кошек. Мы живем без белых кошек!
Катьке не хочется уходить.
– Знаешь, я слышал историю. Там про одну девочку, которая нашла в лесу почти мертвую собаку…
Катька не хочет слушать историю про почти мертвую собаку. Берет своих диких гусей и уходит.
Я остаюсь один. Какое-то время я сижу просто так. Затем подхожу к двери, закрываю и для верности подпираю ее гирей.
Опускаю жалюзи. Делаю шаг от подоконника. Стучу кулаком по паркету. Отыскиваю место со звонким звуком. Поднимаю пластинки. Под ними тайник. Я сам его оборудовал, тайник – вещь просто незаменимая.
Долго смотрю в треугольную дыру в полу, затем достаю из нее продолговатый полиэтиленовый сверток.
Глава II
Там живет ведьма
Дорога пошла хорошая, и Катька сразу же достала из сумочки Кена и Барби и стала играть в школу.