Вдруг Лена вскочила, и Дима поднял голову посмотреть, что было причиной такого оживления девушки. Понятно. Из домика вышел молодой чеченец, и они с Леной пошли навстречу друг другу. Он поцеловал ее в щеку, и они стали о чем-то мило беседовать. Дима взял саквояж, чтобы отнести его в палатку. Делать было нечего, и он улегся на одеяло. Эх, отосплюсь я здесь, в чеченском плену, как в санатории, блаженно подумал он и закрыл глаза.
20
В десять утра Гульсум, как и было условлено, пришла на рынок. Бориса она не увидела, да и как она могла сразу его заметить, ведь они не договорились о месте встречи. А рынок большой. И такой оживленный, как будто нет никакой войны, как будто все, как раньше.
Гульсум ходила возле прилавков. Зелень, овощи, фрукты. Она чувствовала себя в Гудермесе спокойно. Здесь ее никто не знал, не то, что в Грозном, где постоянно выражали бы сочувствие, и это было бы ей очень тяжело. Гульсум смотрела, как мальчик помогал бабушке пересыпать картошку из мешка. В этот момент ее кто-то тронул за плечо. Она сразу поняла — Борис.
— Пойдем посидим вон в том кафе, — сказал он, показывая на забегаловку возле рынка.
Они вошли в дверь небольшого кафе, Борис осмотрелся по сторонам и показал Гульсум на столик около стены.
— Будешь что-нибудь? — спросил он девушку.
— Нет, спасибо, я ничего не хочу.
— Я возьму тебе кофе.
— Хорошо.
Гульсум села за стол, через минуту подошел Борис с двумя чашками кофе.
— Как тебе квартира, условия? Все нормально?
— Да, все хорошо, спасибо.
— Как настроение? — Борис спрашивал, не смотря на Гульсум, как бы между прочим.
— Все нормально.
— Скоро приступим к заданию. Но сначала я хочу пригласить тебя в гости.
— В какие гости? — не поняла Гульсум.
— Ты знаешь, что такое ваххабитская община?
— Слышала кое-что.
— Хочешь вступить? Насильно никто тянуть не будет, говорю сразу. Желающих достаточно. Главное для тебя — выполнить спецзадание. Только этого от тебя ждут. Остальное — по желанию.
— Нет, я не хочу вступать в общину, — твердо глядя в лицо Бориса (он по-прежнему избегал ее взгляда), сказала Гульсум.
— Я так и думал, я не ошибся. Я знал, что ты откажешься. Но подумай как следует, может, и зря. Там у тебя появился бы муж, который дарил бы тебе сексуальные радости.
— Я не нуждаюсь в сексуальных радостях, — сказала Гульсум, поставив чашку на стол.
— Нуждаешься, все нуждаются, ты просто так думаешь сейчас. А там бы сразу отвлеклась. Ну ладно, не хочешь — не надо. Я вижу: ты другая. Понятно, университет и все такое. Но потом, когда захочешь, а будет поздно, ты пожалеешь. — Он посмотрел на Гульсум. Она кивнула: пусть будет поздно.
— Ты готова приступить к заданию?
— Конечно, — пожала плечами Гульсум.
— Значит, так. Тебя командируют в Москву. Там поживешь некоторое время, около месяца, осмотришься, а где-то в июле — основное задание. Не исключено, что во время подготовки тебе поручат еще что-нибудь. Но это не обязательно. И даже вряд ли, потому что тебя будут беречь для главного. — Борис как бы невзначай посмотрел по сторонам. В кафе никого, кроме них, не было. — Для теракта.
Гульсум кивнула. Она была готова к этому. Именно к этому.
— Если все сделаешь чисто, то не пострадаешь, да тебя этому учили в лагере. Никто тебя в жертву приносить не собирается, не для того посылали, ясно?
— Ясно, — кивнула Гульсум.
— Подробности на месте. А пока отдыхай. Кстати, как там твоя подруга, эта Марьям? Поправилась?
— Да, а откуда… — хотела спросить Гульсум, но тут же вспомнила: именно у Марьям ей предложили лагерь.
— Не встречайся с ней больше. До выполнения задания ты не должна встречаться ни с кем, — сказал Борис. Гульсум не ответила.
— А Лена? Из лагеря. Не встречала ее? — спросил Борис.
Он и ее знает, подумала Гульсум.
— Нет, не встречала, а что, она здесь?
Борис допил остывший кофе. Вопрос Гульсум он как будто не расслышал.
— Выходи первая, я задержусь.
Гульсум встала и пошла к двери, в дверях столкнулась с солдатом федеральных войск. Он с интересом посмотрел на нее. Гульсум понимала, что этот взгляд обращен был на нее как на красивую девушку, а не как на подозрительную личность, каковой она не выглядела. Скорее бы уж в Москву, на задание. Хоть какое-то дело, которое имеет определенный смысл, подумала Гульсум.
Он запретил встречаться с кем-либо, даже с Марьям. Нет, этому приказу она не подчинится. Она не боится ни Бориса, ни тех, кто с ним. Лучшая подруга в беде, она, кажется, серьезно села на иглу, и Гульсум ее не оставит. Сейчас же она и отправится к ней.
Гульсум прошла разрушенный и так и не восстановленный дом, дошла до дома Марьям, поднялась на пятый этаж. На этот раз дверь была закрыта. Она позвонила. Никого. Позвонила еще раз, еще и еще. Нет, Марьям нет дома. Где она? Что с ней? Гульсум заволновалась.
Решила отвлечь себя покупками продуктов и готовкой еды. А потом, ближе к вечеру, еще раз зайдет к Марьям. Она вернулась на рынок, на котором встретилась с Борисом, купила два килограмма картошки, огурцов, помидоров, зелени, в палатке — пакетики моментальных супов, бутылку кока-колы, чай, подумала и купила шоколадку. Ее дом находился неподалеку, она дошла за пять минут и, перенеся из комнаты магнитолу, которая, как и импортный телевизор, была в квартире, когда Гульсум сюда поселилась, включила радио и начала чистить картошку.
На столе лежал ее спутниковый телефон серого цвета, он был больше, чем мобильный, раза в три, с антенной, которую надо было доставать при каждом звонке. Я даже не знаю его номера и не знаю, как по нему звонить, подумала Гульсум. Надо спросить Бориса.
Местное радио рассказывало о госпитале, который продолжает работать в Гудермесе, и о том, что недавно был похищен главный врач, хирург из Москвы Дмитрий Кочетков. Прочитали заявление главы администрации и коменданта. Гульсум слушала краем уха. «Приложим все усилия…» «Положить конец беспределу…»
Потом последовали сообщения о дорогах. Рассказывали, какие разбиты, какие в удовлетворительном состоянии. Новости о восстановлении театра в Грозном, о том, как сыграла местная футбольная команда «Терек» в Пятигорске. В Чечне чемпионат России по футболу не проводился. И завершились новости сводкой погоды. Май был теплым, солнечным, как всегда.
Началась передача о современной музыке. Молодая корреспондентка беседовала с руководителем рок-группы из Грозного Артуром Асаламовым. Группа называлась «Мертвые дельфины». Артур говорил, что для него не существует национальностей, что все равны перед Богом, и если бы люди занимались творчеством, а не воевали, то на земле был бы рай. И что люди сами, видно, не хотят жить в раю. А потом Артур запел: