И Один повернул на восток, и пришел к могиле провидицы.
Он, как известно, был мудрейшим из асов и в свое время отдал глаз, чтобы стать еще мудрее.
И вот он встал над могилой провидицы на самом краю мира и призвал на помощь самые темные руны и древние силы, давно забытые. И развел он костер и сжег на нем тайные приношения. И произнес он тайные заклятия, и повелел, чтобы все исполнилось по слову его. Могучий ветер ударил ему в лицо и тотчас улегся: по ту сторону костра стояла женщина, и лицо ее скрывали тени.
– Нелегок обратный путь из страны мертвых, – молвила женщина. – И долго я пролежала в этой могиле. Дождь поливал меня, заносил меня снег. Я тебя не знаю, человек, поднявший меня. Как тебя называют?
– Странником зовут меня, – ответил Один. – Воином был мой отец. Расскажи мне о стране Хель.
Мертвая провидица взглянула ему в лицо.
– Скоро к нам придет Бальдр, – сказала она. – Мы уже варим мёд для него. Отчаянье охватит мир живых, но в мире мертвых будет только радость.
Тогда спросил ее Один, кто же убьет Бальдра, и ответ поразил его в самое сердце. Затем спросил он, кто отомстит за Бальдра, и ответ его озадачил. Наконец, он спросил, кто станет оплакивать Бальдра, и мертвая женщина снова взглянула на того, кто стоял по ту сторону ее могилы, – взглянула так, словно увидела его впервые.
– Нет, ты не Странник, – промолвила она, и глаза ее сверкнули, а лицо как будто ожило. – Ты – Один. Ты – тот, кто давным-давно принес себя в жертву себе же.
– А ты – не просто мудрая женщина. Ты – та, кого при жизни звали Ангрбодой. Ты – возлюбленная Локи, мать Хель, и Йормунганда, змея Мидгарда, и Фенрира-Волка, – откликнулся Один.
Мертвая великанша улыбнулась.
– Ступай домой, малыш Один. Беги скорее, возвращайся в свои чертоги. Никто больше не увидит меня до тех пор, пока Локи, мой муж, не сбросит свои оковы и не вернется ко мне, и пока не наступит последний день мира, Рагнарёк, день гибели богов!
И с этими словами она исчезла, оставив по себе лишь тень. А Один повернул обратно с тяжелым сердцем, погруженный в думы. Даже богам не под силу изменить судьбу, и если он хочет спасти Бальдра, то действовать придется хитростью. И ему понадобится помощь. К тому же, мертвая великанша сказала нечто такое, чего он не понял, – и это его беспокоило.
«Почему она сказала, что Локи должен сбросить оковы? – спросил он сам себя. – Локи ведь не скован». А затем подумал и добавил: «Пока что».
II
О беседе с мертвой провидицей Один не поведал никому. Только жене своей, Фригг, матери богов, он сказал, что сны Бальдра правдивы и, верно, кто-то желает их любимому сыну зла.
Фригг подумала и сказала: «Я в это не верю. И не поверю никогда. Нет такого живого создания, которое ненавидело бы солнце, тепло и жизнь, а значит, никто не может пожелать зла и моему сыну, Бальдру Прекрасному». Но она была благоразумна, а потому, даже не веря, решила сделать все возможное, чтобы защитить сына от любой опасности.
И вот Фригг отправилась в путь, и обошла всю землю, и со всего на свете взяла клятву никогда не причинять вреда Бальдру Прекрасному. Она обратилась к огню, и тот пообещал не обжигать его; вода поклялась, что не станет топить его, железо и прочие металлы – что не станут колоть его и резать. Камни пообещали не бить его. И с деревьями, и со зверями и птицами, и со всеми живыми созданиями, что ходят и ползают по земле, летают и плавают, Фригг тоже поговорила, и все они дали слово, что никогда не тронут Бальдра. Дуб и ясень, сосна и бук, береза и ель и прочие деревья, какие только есть на свете, поклялись, что древесина их не нанесет Бальдру вреда. А затем Фригг призвала все болезни и недуги, какие только могут поразить человека, и все они тоже поклялись, что не коснутся Бальдра вовеки.
Ничего не упустила Фригг, кроме одной-единственной веточки омелы – ползучего растения, живущего на стволах других деревьев. Слишком уж маленькой и слабой, слишком уж юной показалась ей омела, и Фригг прошла мимо, не взяв с нее той же клятвы, что и со всех.
Когда же все дали ей клятву, о которой она просила, Фригг вернулась в Асгард.
– Теперь Бальдру ничто не грозит, – сказала она асам. – Ничто на свете не причинит ему вреда.
Конечно же, никто ей не поверил, даже сам Бальдр. Тогда Фригг подняла камень и бросила его в сына. И камень, летевший прямо, свернул со своего пути и упал, не коснувшись Бальдра.
Бальдр рассмеялся от восторга, и смех его был как солнце, проглянувшее из-за туч. Боги улыбнулись. Один за другим они стали испытывать на Бальдре свое оружие – и каждый отступал в изумлении. Мечи не рубили Бальдра, копья не пронзали его тела.
Весь Асгард ликовал. И только двое его обитателей не разделяли общей радости.
Одним из них был Локи. Он не смеялся и даже ни разу не улыбнулся. Он смотрел, как боги пытаются рубить Бальдра топорами и мечами, бросают в него огромные валуны, замахиваются шипастыми палицами и радостно хохочут, когда и палицы, и мечи, и камни, и секиры отскакивают от Бальдра, не причинив ему вреда, или, коснувшись его тела легко, как перышки, падают наземь. Смотрел, молчал и погружался в свои мысли все глубже – а потом повернулся и незаметно исчез, растворился в тенях.
Вторым был брат Бальдра, слепой Хёд.
– Что вы делаете? – спрашивал слепой Хёд. – Кто-нибудь, скажите мне, что происходит!
Но никто ему не отвечал. Хёд слышал только смех и радостные возгласы – и грустил, что не может повеселиться вместе со всеми.
– Ты, должно быть, очень гордишься своим сыном, – сказала Фригг какая-то милая женщина. Фригг видела ее впервые, но женщина так и сияла от радости, глядя на Бальдра, а Фригг и впрямь гордилась. Любой матери приятно видеть, что сына ее все любят. – Но ты уверена, что они его не поранят? Смотри, они бросают в него всякие опасные штуки! Будь я его матерью, я бы за него испугалась.
– Ничего с ним не случится, – сказала Фригг. – Бальдра невозможно ранить никаким оружием. Ничто не причинит ему вреда – ни камень, ни дерево, ни металл. И никакие болезни ему не страшны. Я взяла клятву со всех опасных вещей, какие только есть на свете.
– Это хорошо, – ответила женщина. – Приятно слышать, что ты обо всем позаботилась. Но ты точно уверена, что не пропустила ничего?
– Совершенно точно, – заверила ее Фригг. – Правда, я не стала брать клятву с омелы, что растет на дубах к западу от Вальгаллы. Но она слишком маленькая и юная, так что никакого вреда от нее быть не может. Из омелы не сделаешь палицу.
– Ну да, ну да, – покивала женщина. – Омела, говоришь? Что ж, я бы и сама не стала с ней возиться. Трава травой.
Внезапно лицо этой милой женщины показалось Фригг смутно знакомым, но богиня отвлеклась, так и не успев сообразить, где же она ее видела: Тюр как раз подхватил своей единственной рукой (то есть левой) огромный камень, поднял его высоко над головой и с размаху опустил Бальдру на грудь. Камень рассыпался в пыль, даже не коснувшись сияющего бога.