— Можно сделать, не проблема.
— И вот тогда они могут повестись. Заранее закопать ящики, только вместо золота тротил. Как инициировать так, чтобы самим не помереть, заранее же продумать. Рвануть, а остальных добить. Уходить из Ржева, если карте верить, в свою сторону им будет трудно.
— Трудно, — сказал молчавший до сего момента разведчик Котов. — Хрен в зубы им, никого не выпустим.
— Что за груз тогда нужен? — спросил начальник. — Грузовичок дадим, найдем, это не проблема.
— Груз нужен криминальный, чтобы не объяснять, почему в другом месте не продал.
— Было бы неплохо, если бы этот груз где-то пропал, — добавил Сеня. — На случай, если у них есть возможность проверить. По сводкам бы посмотреть — что где ушло. Не у нас, но в районе или в соседних.
— Что ушло, могло туда уже приехать, — возразил начальник. — Инсценировка нужна. Машину вытащить, можно фонящую, из отстойника, расстрелять, сжечь, оставить на дороге. Прикидывайте груз, но только чтобы нам в расходы не лезть, район не пропустит. Из конфиската что-то можно.
— Эфедрин в стекле есть, — сразу сказал Михаил. — Который тогда за Ржевом взяли. Хозяин груза один хрен на Луне уже, не расскажет, а шуму не было. Там его ящиков десять, насколько помню. На винт там пойдет вполне.
Да, аптечный эфедрин стал криминальным товаром, который в нехороших местах скупают с радостью. Все дороги не перекроешь, нечем, а на разных скалах его еще много осталось, да и не только там. А где-то еще, несмотря на разруху, эфедрин синтезировать начали, да в товарных количествах. За последнюю пару лет наши раза два такие грузы брали, причем помногу везли, под серьезной охраной. В одном захвате сами участвовали, много стрельбы получилось.
— Кто в Вышнем по дури главный? — спросил я.
— Под Ханом вся дурь и местный план, прямо на базаре точки.
— И грузовик ведь тоже есть, так? — вспомнил начальник.
— Есть.
— Вот его и расстрелять в хлам. И кровью все забрызгать. Сергей, вызывай своих, это может сработать. Наших нельзя, любого могут в лицо опознать.
— Меня самого уже могут. И с машиной придумайте что-нибудь, мой «пырзик» заметный слишком, и в городе его знают.
7
В тот же вечер я съехал от Сергеевны, не забыв при этом заплатить вперед за две недели и покормить Василия, после передав остаток его колбасы хозяйке. Сказал, что отъеду на несколько дней в Осташков, а сам, собрав вещи, переселился в общагу на территории части, чтобы не мельтешить в городе. Получил там комнату с двумя кроватями, тумбочками, шкафом и даже отоплением, пусть летом и выключенным. На территории своя котельная на торфе, так что вояки шикуют. И в дома частные через дорогу тепло проведено.
Там меня переодели в форму, чтобы не выделялся, выдали КМ-Л, который «Березка», штаны, куртку и даже маску, так что форму я сразу же сменил на камуфляж, на который накинул кустарный «лифчик», привезенный с собой. Не холодно сейчас, а костюм легкий, в нем как в трениках или даже лучше.
Машину дали, но такую, что я чуть в драку не кинулся.
— Вы охренели? — спросил я, когда Сеня пригнал тот самый уазик, на котором я уехал из Вышнего.
— Не сцы, все будет как надо, — ответил он, хихикнув перед этим, с гордым видом вылезая из-за руля. — Тут ребята сделают все так, что не узнает никто. Есть с чего перекинуть. И подкрасят под камуфляж, теперь это модно стало.
— Сень, если меня там опознают, то ты лучше молись, чтобы там на месте и мочканули, — вздохнул я. — Иначе я вернусь сюда и посмотрю тебе в глаза. И тебе это не понравится.
— Да я без шуток, — он посерьезнел. — Есть машинка такого же возраста, просто перебросим заметные части. Задние двери в этой заварят, покрасят по-быстрому, тент за передними сиденьями вниз завернуть — и вообще грузовик выйдет. Они быстро все сделают. Тут главное документы нормально сляпать.
— Блин, надо было своих ждать, — махнул я рукой. — А что-то другое махнуть на эту не могли?
— Да ладно, успокойся ты. Потом, если все нормально сделаем, тебе же его в премию дадим. Нет свободных машин. Можем «газон» пятьдесят первый дать, но куда он? В других городах искать — лишние вопросы. Да, салон тебе от «москвича» воткнем, королем ездить будешь. Ну и кто опознает? Он так целый, без вмятин… особо… да и вмятины просто киянкой постукают, все изменится.
Машину загнали в парк, в бокс, и механики взялись за нее сразу же, привезя откуда-то на «Урале» целую кучу запчастей и обещанные сиденья. А где-то через полчаса меня отыскали, и на двух «Уралах» мы выехали в Ржев. Отделение разведчиков и четверо саперов, загрузив в кузов второй машины ящики с тротилом.
На южном КПП нас никто не проверял, разумеется, так что колонна выкатилась на разбитое шоссе и пошла на юг. Машину потряхивало на выбоинах, похлопывал тент, погромыхивали борта, разговаривать не хотелось. Задремать тоже не получится, так что я задумался. В дороге именно что думать и остается, а пути нам часа на четыре.
Если получится сделать, как задумали — сделаем большое и правильное дело. По-настоящему правильное, из тех, которые не делать нельзя. Но долг мой на этом не закроется. Он никогда не закроется на самом деле, потому что каждый раз, когда я засыпаю, перед глазами встает одна и та же картина: расстрелянная машина, лужи крови на мокрой грязи и тела. И среди них жена и сын. Сына там не должно было быть, они случайно встретились, и жена попросила его подвезти. Так свидетели потом показали. Их расстреляли у самого поворота к больнице, из автоматов, стараясь убить всех без всякого даже смысла, из чистого живодерства. И тех, кто не умер сразу, добили выстрелами в голову. Жену добили. А сын умер при обстреле. Сын, которого жена родила перед самой войной, с которым на руках мы прорывались сквозь разрешения, панику, с которым выживали после, прошли страшный Пятый Год. И затем пришла банда, и на этом его жизнь и жизнь его матери оборвались. А моя жизнь закончилась. То, что от нее осталось, так это желание мстить. Выводить эту сволочь как глистов, всех поголовно, где бы ни встретил.
Дай Бог мне выжить в том, что меня ожидает. Смерти я не боюсь, совсем, я уже умер, но я хочу охотиться и убивать дальше. И не только за себя. За этих женщин, что я привез, за тех, кого расстреляли в Бежецке и Фурманове, за тех охранников, которых убили, чтобы угнать ту самую Петрову Наталью Константиновну и продать ее на рынке другой банде. И всех остальных, которые ловят и продают людей, убивают за лекарства, чтобы их продать, а деньги пропить, проиграть и купить на них наложниц. Много за что. Возле Грязовца одно время гуляла банда, которая просто убивала людей в проезжающих машинах и подводах. А затем они смотрели, есть в грузе что-то полезное или нет. И если не было, то просто уходили, оставив за собой трупы. Их мы поймали, гонялись с полгода, они за это время человек двадцать в районе убить успели.
Откуда их столько развелось? Не только власть ослабла, этого мало. Страшнее другое — множество людей в первые годы после нападения выживало. Выживали всеми силами все, я сам тот ужас помню, но каждый делал это по-разному. Кто-то вместе, защищая друг друга, а кто-то за счет жизни других. Умри сегодня ты, а я завтра. Смерть перестала быть событием, она была везде, превратилась в обыденную реальность для большинства и в способ выживания для некоторых. А потом и в развлечение. «Зеленые» одичалые банды подчас творили такое, что и в средневековых хрониках не найдешь, превращались даже не в животных, а в каких-то упырей, демонов, в невероятное, закрайнее зло, которое надо даже не истреблять, а выжигать огнем, рвать с корнем.