Новая Луна - читать онлайн книгу. Автор: Йен Макдональд cтр.№ 81

— Я тебе приказываю.

— Я вам не подчиняюсь, леди. Я подчиняюсь вашей матери.

— Ну так ступай и доложи ей. — Ариэль закрывает моту. Не успевает она проехать и квартал, как Хетти вызывает второе такси и приказывает ему следовать за Ариэль.

Когда моту Марины открывается, Ариэль театрально курит. Они находятся возле старой постройки на 65-м Западном уровне квадры Ориона, расположенной в разумной близости к хабу, но невзрачной — сразу и не заметишь. Это намеренно, думает Марина. «Лунарианское общество», — сообщает ей Хетти.

— Закрытый клуб, — сообщает Ариэль.

— В клубы впускают охрану.

— В этот — нет.

— Я пойду за вами.

Ариэль поворачивается к ней и яростно шипит:

— Ты можешь, бога ради, хоть раз сделать то, что я прошу? Всего один раз?

Марина скрывает удовлетворение. В яблочко.

— Ладно. Ладно. Но вы должны кое-что знать.

— Ну что еще? — рычит Ариэль.

— У вас на левой икре стрелка на чулке.

На мгновение кажется, что Ариэль вот-вот взорвется — глаза у нее лезут из орбит, как при внезапной разгерметизации. Потом она начинает безудержно смеяться.

— Будь душкой, сбегай к общественному принтеру и достань мне пару, — командует Ариэль. — Бейжафлор передаст файл для печати.

— А что такого в… — начинает Марина. «Не заканчивай». Хетти ведет ее к ближайшему принтеру уровнем ниже. Ариэль усердно изучает чулки, а потом сдирает старые и надевает новые.

— Разве не стоило отыскать менее публичное место? — интересуется Марина. Она позволяет себе делать замечания о том, что не касается наемной работницы.

— О, ради всего святого, не будь такой земной. — Ариэль расправляет платье, бросает вокруг долгий взгляд женщины, которая постоянно находится в объективе общественных камер. — Я вернусь через час.

Видья Рао ждет Ариэль в вестибюле. Ариэль с отвращением окидывает взглядом Лунарианское общество. Тут ковер. Она презирает ковры. Этот тошнотворно-зеленый, в пятнах, износившийся от того, что десятки лет по нему ходили, а чистили недостаточно часто. Диваны с обивкой из чановой кожи, в заплатах, такой старой модели, что она уже отслужила свой срок в качестве ретро и канула в окончательное забвение. Тусклое освещение. Вокруг витает дух коллегиальности и конформизма, как в старом доме коллоквиума, собравшегося по какому-нибудь замшелому поводу. Ариэль подозревает, что здесь есть массы воздуха, которые циркулируют по помещению годами, как джинны.

— Прошу. — Видья Рао указывает на скопище диванчиков вокруг низкого столика. — Что-нибудь выпьете?

— «Кровавую Мэри», — говорит Ариэль и раскрывает вейпер. Бот приносит напиток для нее и воду — для банкира. — Будет кто-то еще?

— Боюсь, только я, — отвечает Видья Рао. Э кладет руки на колени; пальцы чуть изогнуты, поза энергичная. Ариэль потягивает «кровавую Мэри».

— Что ж, за успешные переговоры. — Видья Рао поднимает бокал. Ариэль салютует в ответ. — Ну и представление вышло. Ваша матушка в порядке?

— О моей матери сложно что-нибудь сказать. У нас новая корпоративная структура.

— Знаю.

— Ваши Три Августейших это предсказали?

— Я завсегдатай каналов, посвященных сплетням.

— Зачем я здесь, сер Рао?

— Помните, когда мы встречались в последний раз, я сказало, что мы желаем вас купить?

— Назовите цену.

— Лунарианское общество проводит исследование. Мы это делаем регулярно; обрисовываем различные ситуации, связанные с независимостью Луны; экономические, политические, социальные, культурные, экологические. Нам нравится, когда нас поддерживают.

— И на что я подписываюсь?

— Это политическая бумага, составленная мною, Майей Йеп, Роберто Гутьерресом и Юрием Антоненко. Мы постулировали три альтернативные структуры для отмены КРЛ и установления лунного самоуправления в диапазоне от полной представительной демократии до микрокапиталистического анархизма.

Ариэль допивает «кровавую Мэри». Нет завтрака вкусней.

— Кажется, при нашей последней встрече мною было сказано, что я — Корта и мы не играем в демократию.

— Именно в таких выражениях. Это всего лишь документ. Мы не просим вас подписать собственной кровью декларацию независимости.

— Что ж, если мне не придется ничего читать… — говорит Ариэль и вручает пустой бокал ждущему служебному боту.

* * *

«Прибыл трамвай Лукаса», — сообщает Йеманжа.

— Оставьте меня, — говорит Адриана Эйтуру Перейре и Элен ди Браге. Элен перед уходом кладет руку поверх руки Адрианы.

— Все в порядке, — говорит Адриана. Лукас не станет гневаться, как Рафа; не будет ни криков, ни истерик, ни обид. Но он придет в ярость. Адриана ждет в павильоне Носса Сеньора да Роча, пред ликом Ошум.

Двое целуются, как всегда послушные долгу.

— Почему ты мне не доверилась? — Он прямолинеен, конечно. Не скрывает, что считает это личным предательством. Сильный козырь. Он был прилежным сыном — и ему солгали.

— Мне бы пришлось рассказать остальным. Я бы не сумела скрыть такое от Рафы.

— Я всегда был благоразумным.

— Да, Лукас, ты был благоразумным. Никто другой не был так благоразумен и так достоин доверия.

— И не сделал больше для компании. — Адриана знает, какой у него главный козырь, но сейчас разыгрывать валета угрызений совести рановато. — Когда ты собиралась нам рассказать? На очередном семейном празднике? На дне рождения Луны?

— Лукас, хватит.

— Ну так когда же, мамайн?

— Прекрати, Лукас. Мне невыносимо видеть тебя таким.

Лукас проглатывает свой гнев, опускает голову.

— Сколько осталось?

— Недели.

— Недели?!

— Я бы сказала вам перед тем, как…

— Чтобы времени хватило попрощаться. Спасибо. Что, по-твоему, мы должны были сделать, когда узнаем?

— Это бы все изменило. Я вижу, как ты на меня смотришь теперь, а ты узнал обо всем когда? Пять часов назад? И я уже не твоя мать, не Адриана Корта. Я ходячий труп.

Смотреть в глаза жалости было еще хуже, чем смотреть в глаза смерти. Адриана не выносит жалости, ее скулежа, ее заботливости, ее терпеливой улыбки или бурлящего негодования. «Не смей меня жалеть». Эта смерть принадлежит ей одной. Она не позволит никаким заботам или обидам посягнуть на нее. Дети отнимут у нее смерть, изменят ее форму и суть, будут ею управлять, пока сама Адриана не покорится и не станет старухой, умирающей в кресле.

— Я больше никому не сказал.