В конце концов я отстегала его поводком и пригрозила, что вообще не буду с ним разговаривать. Бонни угомонился, но смотрел обиженно.
«Ну что такого случилось? — говорил его взгляд. — Кофейный автомат все равно не работал, мопс сам виноват — он укусил меня первый, коту только полезно подвигаться — вон какой толстый, а мусорный бачок был пустой…»
В глубине души я не могла с Бонни не согласиться, но ветеринар раздражался не зря. Он представил воочию, что останется от его клиники, если Бонни будет приходить туда в течение двух недель, и настоятельно советовал мне колоть его дома.
Бонни безропотно дал себя уколоть только первый раз. Впоследствии, завидев шприц, начинал выть и пытался спрятаться под диван.
Покажите мне такой диван, под который сможет залезть бордоский дог! Самое ужасное, что морепродукты, любимое лакомство моего пса, ветеринар строго-настрого запретил ему давать.
Так что мы с дядей Васей справлялись с Бонни с большим трудом.
Дверной звонок застал меня верхом на Бонни, в то время как дядя Вася держал его огромную морду. Я вздрогнула, едва удержав шприц, Бонни негодующе взвыл, но дело было сделано. Осталось еще двенадцать уколов.
— Я не доживу! — вздохнул дядя Вася, пошел открывать и вернулся через минуту с Машей Галкиной.
— Ты чего? — не слишком любезно приветствовала ее я.
— А ты чего? — набросилась она на меня. — Отец звонил, сказал, что послезавтра они прилетают. И что я Марине скажу, когда она обнаружит, что кулона нету?
— Слушай… этот Виталик, — запинаясь, заговорил дядя Вася, — ты ничего за ним не замечала?
— Да просто противный очень и нахальный! — выпалила Маша. — Я с ним стараюсь не общаться! Да и некогда, у нас такие дела творятся! Мамин загородный дом сгорел, так они как ночью туда уехали, так до сих пор и не вернулись…
— Дом, говоришь, сгорел? — насторожился дядя Вася. — И собаку задушили? А до этого ничего не случилось?
Маша пожала плечами и рассказала нам про крысу. Третьего дня мама пришла страшно злая и велела Дарье Ивановне отдать в чистку светлое кашемировое пальто. А потом погиб Кузя, и Дарью Ивановну уволили, так что пальто пришлось нести в чистку Маше.
— Так-так… — дядя Вася смотрел очень серьезно, — вот что, девочка, ты будь поосторожней. Одна поздно не ходи, а лучше вообще дома пока посиди.
— Как, интересно? — встрепенулась Маша. — У меня же занятия! Курсовую надо писать, с преподавателями консультироваться.
— Мобильного у тебя сейчас нет? — Василий Макарович заговорил увереннее, стало быть, принял решение. — Ах да, украли же вместе с сумкой… Тогда вот что! — Он вышел в другую комнату, откуда тотчас раздалась возня — это Бонни пытался проникнуть к нам, чтобы поглядеть на Машу.
Вернувшись, дядя Вася протянул нам руку, на ней лежала маленькая кнопочка.
— Это маяк, если будешь носить его при себе, он укажет нам твое местонахождение.
— Как интересно! — хором воскликнули мы с Машей.
Сегодня на ней было коротенькое серо-рябенькое пальтишко с большими черными пуговицами. Дядя Вася высверлил одну пуговицу изнутри и приклеил туда маячок.
— Если все в порядке, то он молчит, а вот если, не дай бог, что с тобой случится, сразу нажимай вот тут! — Он показал где. — Тогда устройство заработает, и мы узнаем, где ты находишься.
В это время Бонни ворвался в комнату, и Маша не успела спросить, что же с ней может случиться. Бонни вел себя прилично и Маше очень понравился. Когда хочет, он умеет произвести впечатление на молодых девушек!
— Василий Макарович, чего вы боитесь? — спросила я, когда Маша ушла.
— Нутром чую — гнусная история, — вздохнул он, — уж поверь моему опыту — это на мамашу наезжают. Причем люди опасные, раз дом пожгли и сторожа убили. Для них все средства хороши. Имущества они мамашу уже лишили, любимой собаки — тоже, теперь остался только ребенок, то есть Маша…
— Не дай бог! — испугалась я, а дядя Вася постучал по столешнице.
— Ну что, так и будем продолжать в том же духе? — спросил Мишка Звонарев.
И хотя он задал вопрос вроде бы в пространство, его приятели прекрасно поняли, о чем идет речь.
Неразлучная троица — Звонарев, Силиконов и Каплер — сидела в кафетерии Университета искусств. Они решили прогулять лекцию по истории религии — было скучно, настроение плохое, и вообще жизнь представлялась всем троим в виде череды бесполезных серых дней, без солнца и света. И это при том, что на улице все же чувствовалось приближение весны — галдели воробьи на голом еще кусте акации прямо под окном кафетерия и слегка капало с крыши.
— Что ты, Мишель, так нервничаешь? — лениво спросил Силиконов и сделал вид, что любуется своими вытянутыми ногами, положенными на соседний стул.
Откровенно говоря, любоваться там было не на что — довольно грязные и поношенные ботинки. Джинсы на этот раз были другие — без нарочитых разрезов.
— Я не нервничаю! — огрызнулся Мишка. — И не зови ты меня этим дурацким именем — Мишель-вермишель, как в детском саду, ей-богу!
— Нервничаешь… — удовлетворенно протянул Силиконов и убрал ноги со стула, повинуясь суровому взгляду буфетчицы Любы. — Психуешь, Мишель, и похоже, что и ночей не спишь…
— А ты спишь спокойно? — Мишка повысил голос. — И ты тоже? — Он оглянулся на Илюшку Каплера, который пытался сделать из мягкого хлеба чернильницу, как Владимир Ильич Ленин в тюрьме, который потом наливал в эту чернильницу молоко и писал им между строк книжек свои статьи и воззвания. Молоко высыхало, тюремщики ничего не замечали, разрешали передать книги обратно, и Надежда Константиновна Крупская аккуратно перепечатывала статьи, предварительно подержав каждый листочек над горящей свечой, чтобы проступили молочные записи.
— А что я? — Каплер поднял глаза от «чернильницы». — Я как все…
Он тут же понял, что сморозил глупость, и поправился:
— Насчет того, чтобы ночью не спать, — это перебор, а вот что сглупили мы с сумкой…
— Тише ты! — зашипел Силиконов. — Вон у Любы уши торчком встали, как у овчарки! Хочешь, чтобы к вечеру весь университет про это знал?
— Ага, боишься! — злорадно заговорил Звонарев. — Боишься, что все узнают, что мы — воры!
— Ты говори, да не заговаривайся! — Силиконов от возмущения даже привстал со стула.
— Потише там! — крикнула Люба от стойки. — Не в кабаке и не у себя дома!
— А что? — продолжал Мишка злым шепотом. — Вот узнают все, что мы причастны к пропаже Машкиной сумки, так еще и все остальное на нас повесят. Ведь пачками сумки у девчонок режут! И мы получаемся такие же, ничуть не лучше!
— Силикон, что он говорит? — Каплер оторвался от своего увлекательного занятия и поглядел вопросительно на Силиконова.