Однако я не успела положить фотографию на место, потому что дверь комнаты бесшумно открылась и на пороге появился Вадим Воронко собственной персоной.
— Здравствуй, ба! — проговорил он, разглядывая нас с любопытством. — А кто это у тебя в гостях? Ба, я же тебе говорил, не пускай в квартиру неизвестно кого…
— Это не неизвестно кто! — обиженно проговорила бабушка. — Это приличные люди насчет обмена пришли… трехкомнатную квартиру около «Пионерской» предлагают… нам хорошо около «Пионерской», к Тамарочке близко…
— Ба, какой обмен?! Какая «Пионерская»?! — Вадим повысил голос. — Я же говорил — не пускай никого в квартиру! Сейчас по домам ходит много жуликов!
— Уж наверное я порядочных людей от жуликов отличу! — Анфиса Михайловна поджала губы. — Мужчина такой солидный, в годах…
— Жулики все тоже очень прилично выглядят! Прямо как профессора! А где он, этот мужчина?
— В твоей комнате…
Вадим буквально переменился в лице:
— Что он там делает?!
— Он же должен квартиру посмотреть… — залепетала старуха. — Если обмен…
Говорят, что только хамелеон умеет менять цвет своей кожи.
Так вот, скажу вам уверенно: не только. Во всяком случае, Вадим у меня на глазах сначала побагровел, как спелый помидор, а потом почти без перехода — позеленел, как парниковый огурец. И стал почти таким же пупырчатым.
Он с грохотом отшвырнул попавшийся под ноги стул и кинулся в свою комнату.
Я бросилась за ним, чтобы оказать дяде Васе посильную помощь.
Хотя, конечно, он мужчина крепкий, а самое главное — опытный, а Вадик Воронко производил впечатление хилятика, но сейчас он был так возбужден, что его силы, наверное, удвоились или даже утроились.
Когда мы влетели в комнату, дядя Вася стоял перед распахнутой дверью «тещиной комнаты», а возле него были выложены какие-то картинки. Одна — натянутый на подрамник холст, а на нем — зеленый луг, несколько стогов и пасущаяся лошадь. Довольно красивая картина, в стиле художников-передвижников девятнадцатого века.
Другие выглядели попроще, и не на холсте, а на картонках. Какое-то для них есть специальное название — то ли эскизы, то ли наброски. На этих эскизах была нарисована одна и та же избушка на лесной поляне.
Если я говорю про эти картины, это не значит, что я их подробно и внимательно разглядывала, мне было не до них. Они просто случайно попались мне на глаза.
Но тут же все мое внимание переключилось на дядю Васю, точнее — на разгорающийся в комнате скандал.
— Ты, ворюга, что здесь делаешь? — завопил с порога Вадим и двинулся к дяде Васе с самым угрожающим видом.
При этом лицо его снова стало багровым. Нет, рядом с ним хамелеон просто отдыхает!
Однако дядя Вася недаром всю жизнь проработал в милиции, его так просто не напугаешь. Он развернулся лицом к Вадиму, угрожающе насупился и встал в боксерскую стойку.
Вадим притормозил и попытался сменить политику.
— Я сейчас полицию вызову! Мошенники! Жулики! Старую женщину обманули! Совести у вас нет!
— Насчет совести это еще бабушка надвое сказала — у кого она есть, а у кого нет! — отозвался дядя Вася, чтобы перехватить инициативу. — А вот насчет полиции можешь не спешить: она уже здесь!
И он, опустив левую руку, достал из кармана свое просроченное милицейское удостоверение.
Я подумала, что когда-нибудь он с этим удостоверением доиграется, нарвется на серьезные неприятности. Но в данном случае оно произвело на Вадима совершенно неожиданное действие: он снова позеленел и затрясся как осиновый лист.
— Я знал, что этим закончится… — забормотал он, отступая к двери. — Я чувствовал…
И тут мой взгляд снова упал на картинки, разложенные возле дяди-Васиных ног. На те, которые на картонках, — эскизы или наброски. Те, где была нарисована избушка.
И меня внезапно осенило.
Я еще даже не додумала до конца свою мысль, а губы сами уже выговорили слова:
— Это не ты ли убил антиквара на Суворовском?
Потому что я только теперь поняла, почему эти наброски сразу так привлекли мое внимание: избушка на них очень напоминала ту избушку, которую я видела в кабинете убитого антиквара. То есть сказать, что очень напоминала, — это ничего не сказать: это была просто она, та же самая избушка. При виде ее хотелось произнести те самые сказочные слова, а потом, когда избушка гостеприимно повернется, войти внутрь и попробовать румяные пирожки, которые печет волшебная чудо-печка. И наливное яблочко съесть, и молоком из ручья запить…
Если до сих пор Вадик был зеленым, то теперь он стал такого цвета, какой в русском языке не определяется.
Он прислонился к стене, чтобы не упасть, и начал медленно сползать на пол.
— Эй! — прикрикнула я на него. — Только без обмороков! Нам с тобой некогда возиться! Вон на бабушку посмотри — она-то нормально себя ведет, несмотря на то, что в летах!
Старуха и вправду держалась как огурчик — помалкивала, только с любопытством ожидала продолжения наших действий.
А Вадик наконец смог разлепить губы и проблеял:
— Не я! Я там вообще несколько дней не был! И уж точно не этой ночью!
— Ага! — Я внутренне ликовала. — Раз он говорит про эту ночь, значит, знает, когда был убит антиквар… и наверняка имеет к убийству какое-то отношение…
— Откуда про антиквара узнал? — деловито осведомился дядя Вася.
— Бабушка с утра телевизор включила, новости, а там… — прошелестел Вадик умирающим голосом.
— А где ты был этой ночью? — продолжила я наседать, поняв, что наступил тот самый момент истины и нужно его использовать на все сто процентов.
— Я был дома!.. — заверещал Вадим. — Бабушка подтвердит! Она вам все подтвердит!
— Бабушка не считается, — отрезала я, сверля его тем самым, отработанным перед зеркалом взглядом. — Близкие родственники не являются свидетелями.
Вадим мне поверил и совсем раскис.
— Говори честно, как ты связан с антикваром! — рявкнул Василий Макарович, осознав наконец, как развивается ситуация, и подоспев мне на помощь.
— Никак! — Вадик опомнился. — Знать ничего не знаю, ведать не ведаю, ночью дома спал!
— Угу, и не ты Ленке Симаковой адрес того магазина давал, так? — прищурилась я. — Имейте в виду, гражданин Воронко, нам все известно! А Симакова на очной ставке молчать не станет, ей вас покрывать никакой выгоды нету! И вот это… — я подняла с пола эскиз с избушкой, — как вы объясните вот это?.. Не сомневаюсь, что экспертиза подтвердит — это эскизы к той самой картине…
Губы у Вадика задрожали, он тяжело вздохнул и открыл рот для подробного рассказа. И вот, когда я уже мысленно торжествовала победу, беда пришла с совершенно неожиданной стороны.