Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика - читать онлайн книгу. Автор: Рэйвин Коннелл cтр.№ 33

Митчелл пытается вернуть в лоно анализа практику и историю и тем самым спасти рациональность феминистской политики. Для этого она показывает, что базовая структура (обмен женщинами) и патриархатный социальный порядок, на ней основанный, были культурными универсалиями вплоть до эпохи капитализма, но в них больше нет необходимости. Аргументы Митчелл оказались важны в середине 1970-х годов – для обеспечения рационального обоснования самостоятельного женского движения. Но из этих аргументов также следовало, что борьба против патриархата во все предыдущие исторические периоды была иррациональной. Это кажется, мягко говоря, спорным. Чтобы избежать подобного разделения истории на две части, нам необходимо преодолеть свойственное структурализму жесткое разделение между базовой структурой и лежащей на поверхности практикой.

Иллюстрацией более успешного решения этой проблемы служит другая классическая работа по изучению систем родства. В работе Майкла Янга и Питера Уиллмотта «Семья и родство в Восточном Лондоне» («Family and Kinship in East London») описана матрифокальная структура родства в рабочем районе Бетнал-Грин, где мать является ключевой фигурой, а отношения между матерью и дочерью служат центральной осью семьи. Эта структура показана в процессе становления, как постоянно создающаяся и изменяющаяся в процессе очень активной социальной практики. Дочери и матери снуют между домами друг друга до двенадцати раз в день; они обмениваются такими услугами, как уход за больными, и ведут переговоры относительно других семейных отношений, включая замужество дочери. Представление о «структуре» в данном случае не оторвано от практики, хотя и не дано в опыте. У жителей Бетнал-Грина нет понятия «матрифокальность». Присутствуя в повседневной практике, структура открыта для значительных изменений под влиянием практики. Это показали Янг и Уиллмотт в своем знаменитом описании миграции в окраинные пригородные поселения с их отдельными домиками, которая породила неожиданную и нежелательную для людей модель нуклеарной семьи. Как заметил один из мигрантов: «Это все равно, что быть запертым в коробке, пока не помрешь».

Идея активного присутствия структуры в практике и активного формирования структуры практикой в настоящее время получила теоретическое оформление. Особенно ясно эта идея представлена в дуалистических подходах к структуре, предложенных Пьером Бурдье и Энтони Гидденсом. В работе Бурдье «Очерк теории практики» («Outline of a Theory of Practice») структура и практика связываются между собой главным образом с помощью ироничного подчеркивания непредусмотренных следствий стратегий, используемых социальными акторами. Использование индивидуальной или семейной стратегии приводит к воспроизводству того социального порядка, из которого эти стратегии исходили. Большое достоинство подхода Бурдье состоит в признании изобретательности и энергии, с которыми люди строят свою жизнь, – весьма необычная для теоретической социологии особенность. Но его образ социальной структуры так сильно зависит от идеи социального «воспроизводства», что он плохо совмещается с любыми представлениями об исторической динамике, разве что она реализуется независимо от акторов и неведомо для них. В мире Бурдье история просто происходит, а не творится.

Теория структурации Гидденса связывает структуру и практику еще сильнее. Человеческая практика всегда предполагает наличие социальной структуры, в том смысле, что она обязательно включает в себя социальные правила или ресурсы. Структура всегда возникает из практики и конституируется ею. Ни структура не может быть понята без практики, ни практика без структуры.

Этот баланс, который Гидденс назвал дуальностью структуры, наиболее адекватен требованиям гендерной теории по сравнению с другими теоретическими подходами. Однако и с ним связаны две серьезные проблемы. Делая связь между структурой и практикой вопросом логики, требованием социального анализа вообще, Гидденс не предусматривает возможность того, что форма этой связи способна исторически измениться. Эта возможность в имплицитной форме предусмотрена в концепции Митчелл и эксплицитно – в практической политике освободительных движений. Ее значимость для гендерного анализа очевидна. Пытаясь отобразить влияние структуры как целого, Гидденс делает явный шаг назад в сторону классического структурализма. Его парадигмой в данном случае является структура языка, а это глубоко ошибочно для анализа таких структур, как гендер или класс. Делая акцент на «виртуальности» структуры, он тем самым утверждает, что контекст события скорее ограничен альтернативами, вытекающими из данных структурных принципов, нежели задан исторически. Это возвращает его к логике обратимых трансформаций, характерной для структурализма.

Отсюда ясно, что дуальные модели должны быть открыты истории. Главное здесь то, что практика, предполагающая наличие структуры, как показали Бурдье и Гидденс, всегда является реакцией на данную ситуацию. Практика представляет собой трансформацию этой ситуации в определенном направлении. Описать структуру означает выяснить, что в данной ситуации ограничивает свободную игру практики. Поскольку результатом практики является трансформированная ситуация, которая, в свою очередь, становится объектом новой практики, «структура» определяет, каким образом практика (протяженная во времени) ограничивает следующую практику.

Поскольку человеческое действие включает в себя элементы свободного творчества («творчества в пределах определенных границ», по выражению Бурдье), а человеческое знание рефлексивно, практика может быть направлена против того, что ее ограничивает; поэтому структура может быть осознанным объектом практики. Но практика не может избавиться от структуры, не может свободно осуществляться вне заданных ранее условий, точно так же как социальные акторы не являются просто «носителями» структуры. Акторы в своей практической деятельности всегда должны считаться с ограничениями, порождаемыми историей. Например, женщины викторианской эпохи, отвергавшие замужество, не имели возможности свободно выбрать тот тип сексуальной жизни, который им нравился. Часто единственной реальной альтернативой было ее полное отсутствие.

В большинстве трактовок социальных гендерных отношений не производится членения структуры на подструктуры. В некоторых работах, таких как «Современное угнетение женщин» («Women’s Oppression Today») Мишель Барретт, конечно, выделяются отдельные темы: идеология, образование, производство и государство. Но в феминистской мысли существовала сильная тенденция представлять все эти сферы в качестве проявлений единой структуры подчинения женщин и доминирования мужчин. Теория половых ролей в каком-то смысле соответствует этой тенденции.

Проблематичность такого подхода выражается в том, что для объяснения этой единой структуры разные авторы предлагают множество разных «конечных причин». Это императивы эволюции, преимущество гормонально предопределенной агрессивности, физическая сила мужчин, необходимость вынашивать детей, универсальность семьи, функциональные требования капитализма, половое разделение труда при уходе за детьми и другие конкурирующие между собой объяснения. Поскольку ни одно из этих объяснений не удается серьезно обосновать, они подрывают друг друга. Поэтому в феминистской теории конца 1970-х – 1980-х годов существует тенденция рассматривать подчинение/господство как своего рода чистый феномен, вообще не имеющий причин.