Мне потребовалось время, чтобы глаза привыкли к освещению в помещении после яркого солнечного света. Но я сразу уловил бурлящую деятельность. Гул небольших транспортных средств и шум вспомогательных электродвигателей перемежался прерывистым, резким свистом сжатого газа (вскоре я узнал, что это азот, используемый для проверки клапанов и других составляющих, работающих под высоким давлением). Слышался голос, снова и снова приказывающий переключать тумблер на приборной панели. Два мостовых крана скрипели, гудели и грохотали в унисон с потоком отрывистых, громких приказов.
– Сюда! Держи! Опускай!
Лязг металла и тысячи других незнакомых мне звуков слились в дисгармоничный шум. Из окон, расположенных высоко на противоположной стене, сквозь дымку проникали солнечные лучи.
Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и тогда я увидел их – четыре необычные конструкции в нескольких метрах от нас, возвышающиеся над нами в приглушенном свете. Я тогда подумал, что они из какого-то научно-фантастического фильма, вроде «Женщина на Луне»
[3].
Я просто стоял и пялился, открыв рот в молчаливом восклицании. Затем я медленно обошел вокруг них. Они были оснащены как классический космический корабль – гладкие, в виде торпеды, по ним было невозможно догадаться о том, что внутри их сложные механизмы. Они стояли на кончиках четырех стреловидных крестообразных стабилизаторов. По сегодняшним меркам ракета А-4 небольшая – 14 метров в высоту, но тогда для меня это был самый большой из увиденных реактивных снарядов. Они были выкрашены в тусклый, оливково-зеленый цвет. Хартмут сказал, что из-за формы и цвета ракета получила прозвище «огурец». Я рассмеялся, и атмосфера зачарованности рассеялась.
Я отвел взгляд от ракеты и последовал за Хартмутом к стоявшим в ряд большим боксам у противоположной стены. Здесь можно было лучше рассмотреть реактивные снаряды, установленные на платформах различной высоты. Суживающаяся хвостовая часть фюзеляжа со стабилизаторами на всех этих ракетах отсутствовала, поэтому я смог разглядеть ракетный двигатель.
Хартмут старательно объяснил мне, для чего предназначено множество трубок, трубопроводов, клапанов, проводов и контейнеров. Его монолог изобиловал совершенно незнакомыми мне терминами, которые сегодня известны каждому школьнику: жидкое топливо, камера сгорания, сопло, паросиловая установка, парогазогенератор, тяга, удельный импульс, отношение масс, предельная скорость. Я уверен, что тогда лишь отчасти понял принципы действия механизмов, которые вскоре стали для меня привычными. И меня заворожило увиденное, существовавшее прежде только в моем воображении.
– А-4, – продолжал Хартмут, – настоящая баллистическая ракета. Когда двигатель отключается, что мы называем Brennschluss – «срыв пламени», система управления полетом тоже выключается. Остаток пути ракета преодолевает со скоростью, приобретенной во время движения с работающим двигателем.
Мы поднялись на одну из платформ с ракетой без хвостовой части, двигатель которой был полностью открыт.
– В состав топлива входит жидкий кислород и 75-процентный спирт. Они доставляются в камеру сгорания с помощью этого турбонасоса. Для работы турбонасоса применяется пар, генерируемый 80 процентами перекиси водорода, разлагаемой жидким катализатором – перманганатом калия вот в этом газогенераторе.
– Скорость подачи насосом, должно быть, довольно высокая, – рискнул предположить я.
Хартмут кивнул:
– Около 5000 литров в минуту для спирта, 4500 литров в минуту для жидкого кислорода.
– Ты упомянул баллистическую траекторию, – сказал я, когда мы снова спустились на пол ангара. – Какова ее длина?
– Номинально 320 километров. Срыв пламени наступает через 63 секунды после запуска, ракета набирает высоту примерно 30 километров. В этот момент ракета движется со скоростью около 5300 километров в час по наклонной траектории. Набрав высоту примерно 100 километров, ракета принимает горизонтальное положение, и ее скорость падает до 4183 километров в час. Во время спуска сопротивление воздуха замедляет ее движение, и скорость сближения с целью перед ударом становится равной 2815 километров в час. Поражение цели происходит примерно через 320 секунд после запуска.
Мы поднялись на верхний уровень боксов, и я прислонился к перилам, чтобы с волнением разглядеть каждую деталь и поразмышлять о только что увиденном. Напротив нас обслуживалась передвижная конструкция, перевозящая ракету для испытаний. Очевидно, ее только что вкатили через огромные, по-прежнему открытые двери в конце ангара. Сквозь открытые двери я увидел земляную дамбу и верхнюю часть передвижной конструкции. Пустая конструкция Meiller-Wagen – майлерваген – медленно передвигалась по центру ангара. Я спросил Хартмута об этом странном транспортном средстве. По его словам, это был специально разработанный дорожный прицеп для транспортировки ракеты А-4, служащий одновременно для установки ракеты в вертикальное положение и как площадка для обслуживания во время подготовки к пуску.
Майлерваген только что освободили от груза, и началась подготовка ракеты к статическому испытанию.
– Снимай штаны! – закричал Хартмут, стараясь перекричать шум.
Я рассмеялся. Он пояснил, что так они говорят, когда с ракеты снимают хвостовую часть. Множество хвостовых частей лежало на полу или висело на специальных стойках по всей длине ангара.
– Пошли. – Хартмут коснулся моей руки. – Мы должны спешить, чтобы бегло осмотреть весь испытательный полигон.
Я неохотно спустился вслед за ним с боксов. Мы вы шли на солнечный свет, и дверь за нами закрылась. Шум работающих кранов, крики, свист стали слабее и смешались с приглушенными звуками, доносящимися из соседней лаборатории электроники и механического цеха.
Мы пересекли лужайку, отделявшую нас от массивного, бетонного центра управления ИС-7, располагавшегося вдоль земляного вала. Мы прошли мимо огромной кучи угля, резко выделявшейся черным пятном на фоне летней зелени. Я вспомнил холодную зиму в Берлине и России, где мы были готовы отдать почти все наше довольствие за несколько ведер угля.
Внутри центра управления ИС-7 располагались просторный кабинет, конференц-зал, небольшая спальня с двухъярусными койками, душевая и уборная. Пройдя через здание, мы вышли на улицу и через несколько минут оказались у края пламеотводящего канала.
Массивная металлическая испытательная конструкция, надежно удерживающая А-4, которую я увидел из ангара, сейчас передвигалась в центр пламеотводящего канала. Кабельные соединения и приборно-измерительное оборудование были подготовлены для статического огневого испытания, шла заправка топливом. Ракета жалобно выла, стонала и потрескивала, словно жалуясь, пока ее заправляли смертельно холодным жидким кислородом. Белый иней покрывал фюзеляж, а влага конденсировалась в воздухе и застывала у нижнего топливного бака.