Они встали у стены все трое, строго по рангу: массивный
Казидуб, военный министр, высокий подтянутый Ростоцкий, министр внутренних дел,
и серокардиналистый Мазарин, министр госбезопасности. Я переступил порог с
заготовленной улыбкой, они слегка вытянулись, я так и не понял: шутка или
всерьез, сказал с порога:
– Прошу меня извинить, слегка опоздал.
– Президент не опаздывает, – бухнул Казидуб, – а
задерживается.
Я пошел с протянутой рукой, у всех ладони сухие, крепкие,
горячие, только у Мазарина рукопожатие несколько нервное, словно бы успевающее
быстро-быстро просканировать все линии жизни, скопировать и занести в мозговой
файл.
– Прошу к столу, – сказал я.
Кресло приняло меня в объятия, сделанное под старину, но с
учетом особенностей моей спины и поясницы, в которых вообще-то нет ничего
особенного, стандарт, однако медики в первый же день ринулись всю мебель
приводить в соответствие, так сказать. Силовики рассаживались неспешно, но без
медлительности, сразу ощутилась их скрытая сила, за спиной каждого либо элитные
милицейские части, либо суперкомандос, а то и вовсе танки и самолеты.
Я изо всех сил старался не показать свое беспокойство, даже
страх. В моем мире все-таки больше людей непосредственных, у которых что на
душе, то и на лице, а эти вот, Ростоцкий и Мазарин, с их моложавыми лицами
немолодых подтянутых деятелей, из другого мира, где у всех искренние улыбки,
крепкое рукопожатие, даже смотрят все одинаково: с вниманием в глаза
собеседнику, все бы хорошо, если бы не у всех одинаково, что выдает
принадлежность к одному клану, чьи лица, как у бойцов антитеррора, всегда
закрыты масками.
Я быстро рассматривал их, картинки на дисплее не передают ни
запаха, ни ощущения мощи, исходящих от этих людей. Грузный бегемотистый
Казидуб, вид отдыхающего пенсионера на лавочке в скверике, он и сейчас
отдыхает, только его великолепный мозг, хранящий горы секретов, никогда не
отдыхает и трудится вне зависимости от того, где находится и чем занят
мозгоноситель.
Ростоцкий, похожий на терминатора, такой же высокий, крепко
сбитый, с неподвижным лицом и холодным прицеливающимся взглядом, говорит очень
мало, неприятный металлический голос лишен окраски. Я был удивлен, прочитав в
его досье, что он успел покуролесить в не такой уж и давней молодости, трижды
был женат, куча детей, пил, употреблял тяжелые наркотики, но затем его качнуло
в другую крайность: готов расстреливать не только поставщиков, но и самих
наркоманов. Хотя, возможно, он и прав, как временная мера годится, чтобы
расстреливали и употребляющих наркотики. Для общества они почти все потеряны, а
угроза от них велика: наркоман ради дозы идет на любое преступление. Лечить же
их сил и средств не хватает, страна бедная, а наркоманов чересчур много. Вот
уменьшим хотя бы массовыми расстрелами, вылезем из этой ямы, тогда и начнем
лечить одиночек.
Мазарин же прямой, как световой луч, с резкими чертами лица,
взведенный, как курок, глаза холодные, похожие на осколки льда. Сейчас не
сводит с меня взгляда, решает, как держаться.
Казидуб положил на стол папку, накрыл ладонями и сказал
гулким голосом:
– Сразу хочу сказать, господин президент, что мы все… я
говорю также от имени Игоря Игоревича и Ростислава Иртеньевича… вот они сидят,
в самом деле рады, что на президентских выборах победили вы. Мы, честно говоря,
не верили в вашу победу… Слишком уж невероятно, чтобы к власти пришли просто
умные люди, но… вы это сделали! Мы с Игорем Игоревичем и Ростиславом
Иртеньевичем тоже считаем себя людьми умными… это, конечно, шутка, но в каждой
шутке только доля шутки, так что мы – ваши люди. Располагайте нами, как своими
бойцами!
Ростоцкий улыбнулся одними глазами.
– Мы ваши люди, – повторил он ровным голосом. –
Помимо службы, помимо долга.
Мазарин, что явно предпочел бы отмолчаться, сказал
вынужденно:
– Присоединяюсь. Полностью.
Он вытащил из папки листок и протянул мне через стол. Я
бросил взгляд на дату, всего четверть часа назад госсекретарь США выступил с
очень резким заявлением. Неоправданно резким, как тут же оценили независимые
журналисты. В России к власти пришел фашизм, русский фашизм, не больше и не
меньше, и долг всего цивилизованного человечества… С полчаса объяснял, что
должно делать все цивилизованное человечество под руководством США, намекал на
санкции против стран, что не присоединятся к крестовому походу против России,
сулил льготы при разделе добычи. А добыча на этот раз просто сказочная:
огромная территория России, привольно раскинувшаяся на треть Европы и половину
Азии. Под собственно Россию можно оставить небольшой участок вокруг Москвы в
пределах Московского княжества двенадцатого века, остальное – странам, что
исповедуют священные принципы демократии и гомосексуализма…
Мазарин сказал негромко:
– Прогнозируется, что заявление госсекретаря вызовет
небывалый энтузиазм в среде гомосеков, извращенцев и прочих демократов. По
городам пройдут манифестации в поддержку. В некоторых штатах США этих
демонстрантов встретят…
– …наши люди, – мрачно пошутил Ростоцкий.
– Нет, – сказал тем же тоном Мазарин, – их встретят
немногие здоровые силы, что еще остались в том больном обществе. Хотя Ростислав
Иртеньевич в какой-то мере прав, все здоровые силы на планете – наши люди.
Стычки и драки прогнозируются небольшие. Полиция и национальная гвардия теперь
вмешиваются сразу же, вмешиваются быстро и решительно. Сопротивляющихся
разгонят, а извращенцы продолжат путь к Вашингтону, требуя покончить с Россией.
– А им, конечно же, пойдут навстречу, – буркнул
Казидуб, однако его шутка прозвучала горько и чересчур серьезно. – Ладно,
я вот что хочу сказать вам, господин президент, за нас всех… С коммунизмом у
нас ничего не получилось. Слишком высокая цель для простого человечка – счастье
человечества!.. А вот с имортизмом может пройти. Все-таки во главе угла ставим
шкурные интересы… А прикрыть их высокими словами сможем всяко. Строители
коммунизма уже во втором поколении растеряли энтузиазм, хоть и видели еще цель,
а вот третье поколение потеряло из виду и цель… Здесь же все наоборот: чем
дальше будет уходить общество от сегодняшнего дня, тем ближе осуществление
самый сокровенной мечты человечества – быть бессмертным!..
Он выглядел мрачным, немолодой, очень немолодой человек, все
еще крепкий, как горный кряж, но по нормам ему уже в следующем году надо
оставлять службу по возрасту.
– В том числе и сокровенной мечты обывателя, – добавил
Ростоцкий. – Чтобы из столетия в столетие жрать, жрать, жрать, чтобы
трахаться и трахаться, не теряя потенции, а потом так же тысячу лет, миллион,
сто миллионов лет…
Мазарин усмехнулся одними глазами.
– Хорошего червячка вы закинули в пруд, – сказал он
тоном профессионала по забрасыванию червячков на крючке. – Поймались парни
и в белых шляпах, и в черных!.. Прекрасная работа.