– Нет, брат, она пришла от самого Города сюда пешком, – не удержалась девушка, подавляя волну раздражения.
Этот разговор был бессмысленным, каждое мгновение, проведенное здесь, пульсировало в висках. Им надо было лететь, не останавливаясь на ночлег, нестись вперед, над песчаными холмами и скалами, чтобы предстать перед Аланом как можно скорее. Это желание бурлило в ней, и не поддаваться ему было почти невозможно, пусть в таком нетерпении и ощущалась чужая воля.
– Я же сказала, Юли – Лекарь. Вместе с ней мы сумели исцелить Лина. Но если она доберется до Рощи, моя помощь больше не понадобится. Ей нужно в оазис, всем нам нужно туда.
И тут Освальд захохотал. Он смеялся, уткнувшись лицом в ладони, не замечая, как отшатнулись от него остальные.
– Девочка, ты манишь нас туда, как детишек манят сладостями, – успокоившись, сказал он. – Но самое забавное, что у нас просто нет иного выхода. Откуда старик мог взять столько силищи? Из медальонов. Сколько их осталось в Городе? Боюсь, что не осталось совсем. А без Крылатых все мы сдохнем от голода, если охотники раньше не растащат нас по костям. Скажи мне, Жрица, там, в оазисе, мы сможем найти живую кору?
Перед глазами Алисы на мгновение появилась картина ущелья с его валунами, поросшими мхом, с тонкой лентой ручья и Деревом, таким юным, вряд ли способным поделиться силой, которая в нем спит. Но Освальд ждал ответа, и Крылатая кивнула ему, в глубине души надеясь, что за дни их пути Алан успеет впитать память предков достаточно, чтобы выполнить обещание, переданное ею Братьям.
– Выходит, слова о возвращении в Город – пустая трата времени, – сказал Освальд, поднимаясь с камней. – Ты хранишь в себе много тайн, Алиса, пускай все они остаются на твоей совести. Но, видит Роща, к которой мы летим, если ты лжешь нам… в мире останутся только песок и пепел. – Он подхватил рюкзак и пошел к дому со словами: – Полетим завтра, скоро стемнеет, а лишняя ночевка в скалах нам ни к чему.
***
Юли забилась в дальний угол маленького сторожевого дома. Темные стены, сложенные из камней, хранили в себе тепло уходящего дня и согревали приятно уставшее после стремительного полета тело. Но самого полета Юли почти не запомнила. Перед глазами расплывались темные круги, а сердце сжимала в когтистой лапе невыносимая тоска случившегося горя.
В то мгновение, когда Фета вспыхнула серебряным пламенем, Юли услышала, как обрывается натянутая между ней и бабушкой струна. Этот звук, явственный и тонкий, отозвался в ней такой неописуемой болью, что Юли даже не прочувствовала ее до конца. Словно бы весь мир озарился из самого своего нутра холодным серебром с единственной целью – ослепить ее.
А потом они с Лином долго летели куда-то, ей запомнилось мельтешение серых песчинок и небо, что высилось над ними огромным куполом. От пепла, которым полнился воздух, горчило во рту, и Юли казалось, что боль пропитана горьким вкусом.
Юли была готова рухнуть на землю, лишь бы оборвать нестерпимый звон в ушах, усиливающийся с каждым мигом. Это ей представлялось самым легким, самым правильным решением – ослабить крылья, что так умело ловили ветер, крепко зажмуриться и камнем рухнуть вниз, утонуть в песке, позволив ему сломать ребра, проникнуть внутрь нее и засыпать ее сердце.
Но крепкая рука, теплая и живая, увлекала ее вперед. Лин не оборачивался, только изредка поглаживал большим пальцем девичью ладошку. Он летел и летел, помогая держать высоту, ободряя, вселяя надежду. В этом новом мире, где властвовала ослепительная боль, не было бабушки, не было привычного закутка в старом лазарете, здесь хозяйничал горький ветер, а песок царапал и колол кожу лица. Все здесь было иначе, чем ей мечталось. Одна лишь рука, влекущая Юли за собой, вселяла в нее надежду.
Но, переступив вслед за остальными порог дома, она вновь оказалась один на один со своей болью.
Лин принялся разводить огонь в очаге, тихо переговариваясь со смуглым пареньком; кажется, они чуть слышно смеялись, подначивая друг друга. Рядышком пристроилась девушка, такая же темненькая и ладная, даже короткой стрижкой похожая на брата. Она с улыбкой слушала разговор, но на лице ее все равно читалась растерянность, даже озабоченность.
На узком лежаке улегся мужчина с косматой, жесткой бородой, он безучастно разглядывал низкий потолок. Юли показалось, что, сделай он одно резкое движение, и рубаха, обтягивавшая его сильные руки, лопнет по шву.
– Ты бы не прохлаждался, Сэмми, – обратился к нему Лин. – Принеси воды. Помнишь, где тут колодец?
Тот кивнул, нехотя поднимаясь, и лежак под ним жалобно заскрипел. Тяжело топая, мужчина прошел мимо Юли, даже не взглянув на нее. Из приоткрытой двери дохнуло холодом остывающих камней. Близилась ночь. Первая за Чертой. Первая вне стен лазарета. Первая без бабушки.
Юли поежилась, ей даже хотелось, чтобы кто-нибудь подошел, начал расспрашивать о крыльях и Ле́карстве. Она не представляла, что сможет ответить на все их вопросы, но равнодушие, нарушаемое лишь редкими озабоченными взглядами в ее сторону, пугало девочку еще сильнее.
У двери высилась гора рюкзаков, в самом аккуратном из них сосредоточенно копалась еще одна Крылатая. Юли заметила, как быстро краснеют ее щеки, как отливают медью пряди длинных волос, выбившиеся из тяжелой косы, а она не спешит откинуть их, продолжая искать что-то в глубине походной сумки.
– И что же ты потеряла, Сильви, уж не свои ли дорогие корешки и снадобья? – Тот, кто спорил с Алисой на камнях Гряды, теперь медленно подступал к новой жертве.
– Перестань, – девушка дернула плечом, запуская руку к самому дну рюкзака. – Я все подготовила, даже не надейся.
– Ну, хоть кто-то может этим похвастаться.
– Зачем ты так с Алисой? – Сильвия понизила голос, но Юли все равно расслышала ее недовольный шепот. – Сейчас мы все зависим от нее…
– Я не люблю ни от кого зависеть, ты сама это знаешь.
Девушка грустно улыбнулась.
– Как бы ты ни старался, Вожаком тебе здесь не стать, Освальд.
Сильвия наконец отыскала в рюкзаке нужный сверток, победно потрясла им в воздухе у самого носа Крылатого и пошла к очагу. Мужчина проводил ее взглядом, и Юли сумела прочесть в нем смутную тоску: так смотрят на что-то некогда желанное, но успевшее наскучить. Заинтересованная чужой беседой, девочка оттолкнулась от стены и этим привлекла к себе внимание.
Освальд повернулся к ней, их глаза встретились. Миг растянулся на целую вечность, Юли показалось, будто она тонет в чужой воле, которая проникает в самое ее нутро. Она и не заметила, как мужчина оказался совсем рядом, присаживаясь у той же стены.
Он провел рукой по безволосой голове, блестевшей в свете разгоревшегося огня.
– Значит, ты внучка Феты? – наконец сказал он.
Юли взглянула на Лина, надеясь на его поддержку, но тот помогал Сильвии подвесить тяжелый котелок над огнем. Алисы в домике не было, она все еще стояла снаружи, вглядывалась в темнеющее небо.