– О рыцарь, – отвечал ему Гарет, – не выросло еще то дерево, на котором подвесишь ты меня.
И они наставили копья и ринулись друг на друга со всей мощью. Ударили один другого в середину щита, так что лопнули подпруги, и свалились оба на землю. Долго лежали они оглушенные, и уже в замке и в шатрах многие думали, что сломали они себе шеи. Но вот вскочили рыцари, выставили перед собой щиты и накинулись друг на друга, точно дикие львы. По два страшных удара нанесли они друг другу, зашатались и отступили на два шага. Но тут же опомнились и с такой яростью принялись рубиться, что куски их лат и щитов разлетались по полю.
Так бились они, и уже миновал полдень, но не видно было конца поединку, пока наконец оба не выдохлись. И остановились они друг против друга, и едва стояли на ногах, тяжело дыша и истекая кровью, так что иные плакали от жалости, глядя на них. Но стоило им отдышаться, как снова ринулись рыцари в бой. То они вдруг сшибались, как два оленя, а то в сумятице боя сцеплялись изрубленными латами и страшно рычали в лицо друг другу, оттого что не могли разить своими клинками.
Так бились они до вечера, но никто не мог сказать, кому суждена победа. И хоть голые бока просвечивали сквозь изрубленные доспехи рыцарей, ни один не просил о пощаде. И вот снова сошлись они грудь с грудью и жарко дышали друг на друга сквозь решетки шлемов. Красный же рыцарь выхватил короткий кинжал и поранил Гарету правую руку. Выронил Гарет клинок, а Красный рыцарь шагнул назад, взмахнул мечом и такой удар обрушил на шлем Гарета, что повалился тот ничком на землю, а Красный рыцарь насел на него сверху и стиснул в железных объятиях.
И тогда вскричала громким голосом Лионетта:
– О сэр Белоручка! Где же твоя доблесть? Неужели сестра моя напрасно молится и плачет, глядя из окна?
Услыхал сэр Гарет такие речи и хотел сбросить с себя Красного рыцаря, но страшно могуч был этот боец, и тогда подхватил он с земли обломок панциря и приставил его к голому боку врага, крикнув:
– Сдавайся, а не то мой кинжал напьется твоей крови!
Не ведал Красный рыцарь того, что в начале схватки потерял свой кинжал Гарет, и ослабил объятия, а Гарет вывернулся, подхватил с земли свой меч и уже сидит верхом на Красном рыцаре, рвет завязки на его шлеме. И тогда тот признал свое поражение, стал просить у Гарета пощады. Но вспомнил Гарет несчастных рыцарей, что погибли страшной и позорной смертью, и ярость охватила его.
– Нет тебе прощения, Красный рыцарь!
– Сэр, – вымолвил на это Красный рыцарь, – выслушайте меня. Узнайте причину моего позора и, коли будет на то ваша воля, – казните.
– Что ж, – согласился сэр Гарет, – говори.
И начал Красный рыцарь свой рассказ:
– Благородный сэр, было время, когда я и помыслить не мог, что поднимется моя рука против благородного рыцаря. Но выпало мне, на несчастье, встретить прекрасную даму Моргану.
– Ты славно величаешь коварную волшебницу, – проговорил Гарет. – Много зла приключилось от ее чародейства благородным рыцарям.
– И это мне ведомо, сэр, но, едва увидев Моргану, я почувствовал такую любовь, что не мог оставить волшебницу и повсюду следовал за нею. Много ее злодейств довелось увидеть мне, но, когда не стало у меня больше сил глядеть на доблестных рыцарей и прекрасных дам, которых без счета губила Моргана, любовь моя умерла, и решил я покинуть волшебницу. «Езжай, – сказала мне на прощанье Моргана, – только, чтобы не осталось в твоей памяти зла, прими этот дар». И вынесли ее слуги дивные доспехи алого цвета. Стоило мне облачиться в эту броню, не осталось у меня своей воли, и был я готов по слову Морганы на любое злодейство до тех пор, пока не изрубят их на мне.
– Храни нас Господь! – Гарет перекрестился, и многие, кто слышал рассказ Красного рыцаря, сделали то же.
– И многих добрых рыцарей погубил я, ибо велика ненависть Морганы, и чем достойнее рыцарь, тем сильнее желает она его погибели. Особенно же ненавидит она рыцарей доблестного Артура, ибо немало ее козней сокрушила их доблесть. Оттого и сделала она так, что с восходом солнца возрастает моя сила в семь раз. Но, видно, и ее колдовство уступает истинной доблести, ибо всей моей мощи не хватило, чтобы одолеть тебя, благородный Гарет.
Кончив свою речь, Красный рыцарь сам скинул шлем и, подобно приговоренному к смерти, опустился на колени перед Гаретом.
– Что за тяжкий труд быть судьею! – воскликнул Гарет. – Скорбит мое сердце по рыцарям, что погубил ты, но не воскресит твоя смерть ни одного из них!
И смолкли все, кто стоял вокруг, и те, что толпились на стенах замка, затихли, ибо тяжкая задача выпала сэру Гарету. Но вот убрал он в ножны свой меч, и лицо его прояснилось.
– Встань с колен! – сказал он Красному рыцарю. – Или ты думаешь – я палач? Нынче же ступай ко двору короля Артура в Камелот, и пусть судят тебя все благородные рыцари Круглого стола.
Красный рыцарь поклялся на своем мече и дал слово, что так и будет. А Гарета отвели в шатер, и вышла из замка Лионесса и промыла ему раны. Гарет же повелел изготовить себе новые латы и щит. На щите он приказал изобразить кухонный котел. Многие из бывших там рыцарей дивились этому и говорили:
– Велика ли будет честь, о сэр Гарет, когда станут называть тебя рыцарем Кухонного Котла?
И ответил им на это Гарет:
– Не пристало рыцарю сочинять о себе сказки, и коли суждено мне было провести целый год у поваров в Камелоте и терпеть насмешки и гордость свою смирять, так неужто теперь побоюсь я шуток и пересудов? Да и поглядим еще, сыщутся ли охотники насмешничать.
И с тем просил Гарет оставить его и десять дней лежал в шатре, набираясь сил и залечивая раны. А прекрасная Лионесса ходила за ним и была с ним неотлучно. Когда же затянулись раны и оружейники изготовили новые доспехи, поднялся со своего ложа Гарет, и в полном блеске своей красоты и силы предстал перед Лионессой, и просил ее стать его женой.
На том и порешили они, и свадьбу назначили в славном Камелоте.
О том, как принцесса Элейна прибыла в Камелот и чем обернулось это для Ланселота
Нет, не было коварства в душе у принцессы Элейны, и хоть обманом повенчалась она с Ланселотом, но горячо и преданно любила Элейна своего рыцаря. Когда же родился у нее сын и увидела она, как дивно похож младенец на своего отца Ланселота, не стало у принцессы сил дальше терпеть разлуку. Гневался на свою дочь король Пелес, ибо не мог простить Ланселоту, что тот покинул его дочь, однако и отцовского гнева не побоялась Элейна. Тогда запретил Пелес своим рыцарям сопровождать ее в пути.
– Не пристало королевской дочери ехать к тому, кто покинул ее. А раз едет она как попрошайка, то не к лицу ей свита.
Так и уехала Элейна вдвоем с Брузеной, и хоть иные рыцари Пелеса горевали об ее участи, но ни один не решился ослушаться короля.
– Не горюйте, благородная Элейна, – сказала Брузена, – не много толку было бы в дороге от таких рыцарей. А если написано нам на роду добраться до Камелота, то и без их защиты не тронут нас ни дикие звери, ни разбойники.