К университету добрался вовремя. Выбрался из экипажа, но извозчика не стал отпускать. И почти сразу увидел зеленоглазку, спешившую к нему через сквер.
Подумалось, что Железный век, несмотря на лязг и угольный смрад, все же имеет свои приятные стороны. Он, например, совершенно неожиданно повлиял на женскую моду.
Лет десять назад принцесса Эмилия вдруг увлеклась техническими игрушками. Она, конечно, не копалась с гаечным ключом в механизмах, но постоянно требовала то показать ей машинное отделение парохода, то устроить экскурсию в мастерскую, то пустить за руль паровой повозки. И жаловалась, что пышные юбки, волочащиеся по полу, для таких забав совсем не подходят – мало того что пачкаются, так еще и цепляются за все подряд. В общем, однажды дочь короля появилась на публике с подолом, укороченным до середины голени. Ревнительницы традиций чуть в обморок не попадали, зато модницы схватили все на лету. С тех пор каждый год линия длины продвигалась как минимум еще на полдюйма вверх и доползла уже до колен.
Библиотекарша, кутаясь в рыжую шубку, добежала до Генриха. Он подал ей руку, помог залезть в экипаж. Едва сел рядом, как она спросила жадно:
– Герр фон Рау, а как расследование? Убийцу уже поймали? У нас все только об этом и говорят. Ко мне пристают с расспросами, но я ничего не рассказала, честное слово!
– Вы молодец, фройляйн Майреген. Я вам благодарен за помощь. Но убийца, к сожалению, еще не найден.
– А рукопись вы прочли? И ту, вторую книжку? Там есть подсказки? А про чертополох догадались – при чем он тут? А мне расскажете?
Он рассмеялся, она тоже хихикнула. Сказала:
– Да-да, я помню! Секреты нельзя выпытывать.
– Но главную тайну я вам все-таки выдам. Надеюсь только, вы не разочаруетесь. Дело теперь ведут другие сотрудники, а я – просто зритель.
– Ой, это вас вот так наказали?
– Ну что вы. Это меня вот так поощрили. Я с гораздо большим удовольствием проведу время с вами.
– Правда? Тогда я буду гордиться и важничать. Меня сопровождает мастер-эксперт! Правильно ведь? Так у вас на жетоне было написано?
– Ну да. Должность так называется.
– Значит, светописью владеете мастерски. Завидую вам!
– Точнее, раньше владел. Сейчас – только теоретически.
– А что случилось?
Она заглянула ему в глаза, и Генрих понял, что, пожалуй, впервые за двадцать лет этот вопрос ему задают не из праздного или научного любопытства, а просто с сочувствием и тревогой. И ответил, осторожно подбирая слова:
– Видите ли, я участвовал в научном эксперименте, но он окончился неудачно. С тех пор мои способности заблокированы. Наложено затворяющее клеймо.
– Ужас какой. Простите.
– Ничего страшного. Дело давнее.
Экипаж подкатил к входу в городской парк. Нынешние гуляния были приурочены к юбилею университета, и народ валил валом, несмотря на мороз. Слышались музыка и разноголосый гомон. Солнце проглядывало сквозь ветки, между деревьями пестрели гирлянды. На каждом шагу торговали выпечкой, калеными орехами, леденцами. Воздух пах ванилью, корицей и сладким дымом.
Генрих с зеленоглазкой, побродив немного между лотками, вышли к помосту, на котором подмороженный миннезингер в стилизованном средневековом наряде воспевал Прекрасную Даму и терзался из-за того, что та никогда ему не ответит. При этом клятвенно обещал не сдаваться и петь, пока не помрет, аминь.
Дослушав, зашли погреться в павильончик, где предлагался горячий шоколад и глинтвейн. Устроились за крошечным деревянным столом, и Генрих спросил:
– Ну, и как вам эта… гм… вдохновенная песнь?
– Чувствую в ваших словах иронию. – Она погрозила пальцем. – Но не пугайтесь, я и сама не люблю, когда вот так заунывно. Просто голос у него уж больно красивый.
– Как это правильно называется? Ода?
– Плач любви – потому что чувство у него безответное. Заслуженный старинный жанр, между прочим. Еще у миннезингеров бывает рассветная песня – альба, лейх, пастурель, воспевание времен года…
– Погодите, пастурель – это…
– Это когда пастушка и рыцарь. А само слово – из окситанского языка.
– Вы, оказывается, тоже мастер-эксперт.
– Представьте себе. Даже в университете все это изучала.
– Какой у вас, кстати, был факультет?
– История искусств.
– Серьезно? А такой существует?
– Несколько лет уже. Правда, он пока самый маленький.
– Надо же. Как-то мимо меня прошло. Старею, наверное.
Генрих вздохнул и сделал добрый глоток глинтвейна. Спутница взглянула лукаво:
– Ну-ну, герр фон Рау, не надо кокетничать. Вы вовсе не старый.
– Тогда, знаете, у меня предложение. Называйте меня Генрихом. Если честно, я это «фон» терпеть не могу. А по именам – это, по-моему, вполне современно. Тем более мы с вами со вчерашнего дня – партнеры в расследовании.
– Тогда и вы меня называйте Анной. А почему не любите «фон»? Или вы так образцово скромны, что стесняетесь указания на дворянство?
– Дело не в скромности, просто обстоятельства так сложились. Дворянство мое – не наследное, а пожалованное. Отец был из бюргеров. Сам же я до двадцати трех лет был Генрих Рау, без всяких «фон». А ту историю, после которой мне прилепили благородную приставку к фамилии, не хочется лишний раз вспоминать.
– Это связано с экспериментом, из-за которого?.. – Она не договорила.
– Да, с ним. Когда программу прикрыли, мне дали пинка под зад, а в утешение сунули дворянскую грамоту. Ну и денег еще – довольно приличную сумму, надо признать. Но это было совсем не то, к чему я тогда стремился.
Он махнул рукой, допил свою порцию.
– Впрочем, что теперь говорить. Пойдемте лучше еще послушаем, – Генрих кивнул на помост, который был виден в окно. – Там уже вроде повеселее.
Новый артист выступал в комическом жанре. Персонаж, которого он представлял, был порождением Железного века и звался Ганс Шестеренка. Поставив шляпу с зубцами на край помоста, чтобы зрители могли бросать медяки, он приплясывал, тренькал на лютне и пел куплеты. Генрих и Анна пропустили начало, но поняли, что комик обличает некую ретроградку:
Как завидит паровоз –
аж шипит от злости.
От машин воротит нос,
мрачна, как на погосте,
нелюдима, зла, глупа
и с лиловой мордой.
Вся в колючках и шипах –
зато смотрит гордо.
Вот, народ, мораль тебе –
сразу жди подвоха,
коль увидишь на гербе
куст чертополоха!
Услышав последнюю фразу, они переглянулись. Анна предложила: