Второй пол - читать онлайн книгу. Автор: Симона де Бовуар cтр.№ 89

Страница

Верховенство мужчины отражается и в мире сверхъестественного. Поскольку религия играет значительную роль в жизни женщины, а девочка сильнее зависит от матери, чем мальчик, она обычно испытывает и более сильное религиозное влияние. Но в западных религиях Бог Отец – это мужчина, старик, наделенный специфически мужским атрибутом, окладистой белой бородой ^[290]. Христос для верующих наделен еще более конкретным обликом: это мужчина из плоти и крови, с длинной светлой бородой. По мнению теологов, ангелы не имеют пола, но имена у них всегда мужские, и являются они в облике прекрасных юношей. Посланники Бога на земле – папа, епископы, у которых целуют перстень, священник, который служит мессу и читает проповедь, перед которым становятся на колени в тиши исповедальни, – мужчины. У набожной девочки отношения с Отцом Небесным аналогичны отношениям с отцом земным, но поскольку они строятся в сфере воображаемого, то приводят к еще более полному отказу от себя. В частности, католическая религия оказывает на нее самое тлетворное влияние ^[291]. Дева Мария на коленях выслушивает слова ангела и говорит в ответ: «Я служанка Господня». Мария Магдалина простирается у ног Христа и вытирает их своими длинными женскими волосами. Женщины-святые возглашают свою любовь к светозарному Христу, преклонив колена. Ребенок, стоя на коленях, окутанный запахом ладана, являет себя взору Бога и ангелов – мужскому взору. Многие подчеркивали сходство между языком эротики и мистическим языком у женщин; например, святая Тереза пишет о Младенце Христе:

Но из этого отнюдь не следует, что подобные излияния всегда сексуальны; скорее женская сексуальность по мере своего развития оказывается проникнута тем религиозным чувством, какое женщина с детства питает к мужчине. Верно, что девочку, когда она предстает перед исповедником и даже перед пустым алтарем, охватывает дрожь, очень близкая к той, которую она позднее испытает в объятиях любовника; но дело в том, что женская любовь есть одна из форм опыта, в котором сознание человека становится объектом ради превосходящего его бытия; именно такие пассивные услады испытывает набожная девушка в полутьме церкви.

Бессильно закрыв лицо руками, она познает чудо самоотречения: на коленях она возносится к небу; она знает, что, отдавшись в руки Бога, обретет успение в окружении облаков и ангелов. Этот свой опыт чудесного она переносит на свое земное будущее. Оно может открываться девочке и многими другими путями, но все подталкивает ее к тому, чтобы в мечтах забыться в объятиях мужчины и тем самым во славе вознестись на небо. Она узнает, что, для того чтобы быть счастливой, надо быть любимой, а чтобы быть любимой, надо ждать любви. Женщина – это Спящая красавица, Ослиная шкура, Золушка, Белоснежка: та, что получает, претерпевает. В песнях, в сказках юноша отважно отправляется на поиски возлюбленной, он разит драконов, сражается с великанами, а она сидит взаперти в башне, в замке, в саду или пещере, она в плену, она спит или прикована к скале. Словом, она ждет. «Настанет день, и мой принц придет…» («Some day he’ll come along, the man I love…») – поется в народных песенках, которые также внушают мысль о терпении и надежде. Самая насущная необходимость для женщины – это покорить мужское сердце; все героини, даже бесстрашные и не боящиеся риска, жаждут этой награды; и чаще всего от них требуется только одно достоинство – красота. Понятно поэтому, что забота о своей внешности может превратиться для девочки в настоящее наваждение; и принцессам и пастушкам нужно быть красивыми, чтобы завоевать любовь и счастье; безобразное лицо ужасным образом ассоциируется с дурным нравом, и, видя несчастья, обрушивающиеся на дурнушек, непонятно, за что их карает судьба – за проступки или за невезение. Часто молодые красавицы, которым уготовано счастливое будущее, предстают сперва в роли жертвы; истории о Женевьеве Брабантской, о Гризельде не так невинны, как кажется на первый взгляд; любовь в них волнующим образом переплетена со страданием; женщина достигает самых упоительных побед, лишь дойдя до последней ступени унижения; девочка узнает, что ее путь к могуществу лежит через полнейший отказ от самой себя, во имя Бога или мужчины; она наслаждается мазохизмом, сулящим ей высшее торжество. Святая Бландина, чье белое тело покрыто кровью и истерзано львами, Белоснежка, что покоится, как мертвая, в хрустальном гробу, Спящая красавица, лишившаяся чувств Атала, целая когорта нежных, поруганных, пассивных, раненых, коленопреклоненных, униженных героинь учит свою юную сестру завораживающей власти поруганной, брошенной, смиренной красоты. Неудивительно поэтому, что девочка, в отличие от мальчика, играющего в героев, любит играть в мученицу: язычники бросают ее львам, Синяя Борода таскает ее за волосы, король, ее супруг, прогоняет ее в темный лес; она смиренно страдает, умирает и покрывает себя славой. «Когда я была еще совсем маленькой, мне хотелось завоевывать мужскую нежность, хотелось, чтобы мужчины волновались за меня, спасали меня, а я бы умирала в их объятиях», – пишет г-жа де Ноай. Замечательный пример подобных мазохистских грез мы находим в «Черном парусе» Марии Ле Ардуэн.

В семилетнем возрасте я, сама не знаю как, придумала своего первого мужчину. Он был высокий, стройный, совсем юный, всегда был одет в черный атласный костюм с длинными рукавами, ниспадающими до земли. Его прекрасные белокурые волосы крупными кольцами ложились на плечи… Я назвала его Эдмоном… Затем однажды я придумала ему двух братьев… Эти три брата – Эдмон, Шарль и Седрик, – три стройных блондина, одетые в черные атласные костюмы, доставляли мне минуты странного блаженства. Их красивые ноги в шелковых туфлях и тонкие руки наполняли мою душу самыми разными чувствами… Я сама была их сестрой Маргаритой… Мне нравилось воображать, что я подчинена их воле, что они имеют надо мной безраздельную власть. Я говорила себе, что старший брат Эдмон волен в моей жизни и смерти. Мне было запрещено смотреть ему в глаза. Он наказывал меня розгами за малейшую провинность. Когда он обращался ко мне, меня охватывал такой почтительный страх, что я была не способна отвечать, а только без конца бормотала: «Да, мой господин», «Нет, мой господин» – и при этом с каким-то странным удовольствием чувствовала себя дурочкой… Когда он причинял мне слишком сильную боль, я шептала: «Благодарю, мой господин». Наступал момент, когда, изнемогая от боли, я, чтобы не закричать, прижималась губами к его руке, в душе у меня что-то обрывалось и я впадала в такое состояние, когда от избытка счастья хочется умереть.

Страница