Перикл - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Домбровский cтр.№ 100

Вместе с Эврипидом осушили свои чаши и другие гости — никто не пропустил удобный случай сделать это.

— Цену жизни человек узнает в час смерти, — сказал Эврипид, ставя чашу на стол. — А цену смерти не знает никто из живых.

Эврипид замолчал, задумавшись. Кравчий наполнил его чашу вином, Эврипид взял её и выпил — всё это машинально, без тоста, продолжая о чём-то сосредоточенно думать.

— Ты всё же продолжи свою мысль, Эврипид, — прервала его задумчивость Аспасия.

— Да, да, — словно пробудившись, откликнулся на её слова Эврипид. — Конечно. Если бы я был Сизифом, убежавшим из Аида, я смог бы рассказать вам, что такое смерть после жизни или жизнь после смерти. А поскольку я ещё не был в Аиде, то придерживаюсь об этом предмете тех же мыслей, что и Ахилл у Гомера, который сказал, что лучше быть живым и служить подёнщиком у бедного пекаря, чем быть царём в стране мёртвых. Думаю, что и вы все разделяете это мнение, иначе зачем же мы оплакиваем мёртвых, если смерть лучше жизни. И почему боги отказались от смерти, отдав её людям? Хотя в преданиях бытует и этот взгляд на смерть. Говорят же, что братья Агемед и Трифоний, построившие храм Аполлона в Дельфах, попросили у бога плату за свой труд, и тот пообещал им, что они получат её через восемь дней. На восьмой день... братья тихо и безболезненно умерли. Здесь смерть — награда за труды. Своим любимцам боги даруют смерть в молодости. Так было, кажется, с сыновьями жрицы Кадиппы в храме Геры Аргосской, о чём написал наш славный друг Геродот. — Эврипид указал рукой на Геродота, который наслаждался зажаренным дроздом, похрустывая его тонкими косточками. — Но вот что удерживает меня от ужасного вывода, — продолжал медлительный саламинец, — если смерть есть подарок богов своим любимцам, то почему же они сами, как я уже сказал ранее, отказались от неё? Если смерть есть благо, конец земных страданий и начало лучшей жизни, то любая смерть, отчего бы она ни приключилась, не является, таким образом, наказанием, а убийца, лишивший другого человека жизни, не может быть назван преступником, но скорее — благодетелем. И почему бы нам всем, зная об этом, не покончить жизнь самоубийством? Почему мы медлим? Почему цепляемся за эту жизнь? Ведь впереди, как сказала несравненная и ныне печальная Аспасия, война, страдания и гибель людей, неизбежная старость и мучительная смерть. Мы можем избрать для себя лёгкую и быструю. Зачем наш отважный Сократ спас нашего бесстрашного Алкивиада? Законы Афин запрещают убивать, осуждают самоубийц, преследуют того, кто не защитил товарища в бою от смерти. Мудры ли наши законы?

— Не следует связывать истину и законы государства, — сказал в ответ на вопрос Эврипида Продик. — Не следует связывать их таким образом, что, если законы противоречат истине, то они глупы, или отметать истину по той лишь причине, что она противоречит законам. Законы пишутся для пользы государства, раз уж оно существует. Но полезность законов и государства преходяща. А истина — вечна. Государству полезна жизнь граждан, а не трупы. А что полезно душе? Эврипид сказал, что когда бы мы, подобно Сизифу, побывали в Аиде и вернулись оттуда, мы знали бы, что есть смерть! Но мы там не бывали. Свидетельства же других людей, сохранённые в преданиях, противоречивы. Словом, у нас нет ни личного опыта, ни достоверных свидетельств других людей. И потому мы ничего не знаем о предмете нашего спора. Как сказал наш незабвенный Протагор: и предмет тёмен, и жизнь наша коротка. Не так ли, Эврипид?

— Ты меня правильно понял, — скорее похвалил за понятливость, чем просто ответил Продику Эврипид. — Ты ничего не добавил к тому, что сказал я. У тебя нет личного опыта, ты не был в царстве мёртвых, в Аиде, свидетельства преданий не являются для тебя основательными... Так не прекратить ли нам этот спор? — обратился Эврипид к Аспасии. — Ведь и другие, думаю, станут говорит о том же, о чём уже сказал я и Продик. Стоит ли толочь воду в ступе?

— Давай так и поступим, Аспасия, прекратим эту беседу, — поддержал Эврипида Лисикл.

— Нет! — крикнул Продик. — Спор только начинается. Не позволяй Лисиклу вмешиваться в него. Но выпить, прервавшись на минуту, конечно, следует.

— Лисикл не будет больше вмешиваться в спор, — приказала Лисиклу Аспасия. — Продолжим беседу о смерти после того, как выпьем за жизнь.

Лисикл первый стал пить вино так, что слышали все гости — большими и звучными глотками, как пьют воду запалившиеся лошади.

— Я продолжаю, — сказал Продик, указывая пальцем в сторону Лисикла. — Ибо, как утверждают древние, есть начало, середина и конец всего сущего. Бог приводит в исполнение свои благие замыслы, но не все поспевают за ним. И потому за богом всегда идёт правосудие. Оно мстит тем, кто отстаёт от бога. Кто хочет быть счастливым, тот не должен отставать от бога, но следовать за ним смиренно и во всём исполнять его законы — делать всё в свой час и на своём месте. Если же кто-то из-за своей надменности безмерно кичится своим богатством, — Продик снова ткнул пальцем в сторону Лисикла, — будто он сам себе бог, тот остаётся без бога, служит своим прихотям и дурным наклонностям, вносит в нашу жизнь смятение и творит зло. Разрушить и уничтожить то, что не создано тобой, можно лишь по знаку или приказанию бога. Тогда ни бог не покарает тебя, ни общество. Иначе же ты преступник, тебя никто не защитит. Доверимся богам и всё узнаем. Так соединяются или разъединяются воля бога, истина и законы государства.

— Продика, кажется, так напугала участь его друга Протагора, что он теперь через слово вспоминает о богах, — сказал Сократ. — Не о бессмертных богах речь, дорогой Продик, а о смертных людях.

— Но следует как можно чаще говорить о богах, чтобы они видели нашу любовь к ним, нашу проницательность, наше желание познать с их помощью истину и утвердить на земле справедливость.

— Пусть так, — не стал перечить Продику Эврипид. — Твоё дело — лобызайся с богами. Но скажи мне, Продик, чем смерть по прихоти злодея хуже смерти по воле бога?

Если не хуже, то злодея казнить нельзя. А если всё же его казнят, то, значит, не за само преступление, не за убийство, а за то, что он совершил его не по воле бога. Если же смерть от руки злодея всё же хуже смерти, дарованной богом, то, стало быть, смерть смерти рознь и нам следует страшиться её в любом случае, так как мы не знаем, по чьей воле она пришла, хорошая эта смерть или плохая.

Кто-то из молодых друзей Алкивиада прокричал:

— Смерть от руки злодея болезненна, тогда как смерть по воле бога приходит во сне!

— Нет! — возразил Продик. — Смерть от выпитого яда, поднесённого злодеем, наступает тоже без мук. Не здесь различие. Различие в том, что одну душу бог ожидает, а другая прилетает к нему неожиданно, когда у бога другие дела на очереди. Нежданная душа, как нежданный гость, доставляет неудобство и себе и хозяину, хотя в конце концов всё образуется, — махнул рукой Продик. — Смерть смерти равна.

— Значит, Продик, мы казним злодеев не за сами преступления, а за нарушение божественного порядка? Так? — спросил Эврипид.

— Так, — ответил Продик.

— А когда мы казним злодеев, то не нарушаем ли мы тем самым божественный порядок? Разве, назначая казнь злодею, мы ждём божественных знаков или приказаний?