Траян расхохотался и одобрительно хлопнул Тита по плечу, от чего у бедняги едва не подкосились колени. Свита тотчас подхватила его смех, и лишь Адриан едва заметно скривил губы, что должно было означать улыбку.
Викс
– Скажи мне. – Сабина подняла голову и испытующе посмотрела на меня. Водопровод был перерезан. Делать было нечего. Вновь потянулись дни – долгие, теплые, ленивые. Мы ждали, когда же даков наконец начнет мучить жажда. – За что ты так не любишь моего мужа? Признайся, он ведь очень даже неплохой легат.
Я презрительно фыркнул. Впрочем, она права. Я мог испытывать к нему неприязнь, но положа руку на сердце вынужден был признать: как легат Публий Элий Адриан действительно был неплох. Он не заводил себе любимчиков, не докучал мелочной опекой центурионам. Он любил дисциплину, но не насаждал ее грубой силой.
– Он просто пытается во всем подражать императору, – презрительно отозвался я. – Скажи, много ли надо ума, чтобы просто кого-то копировать?
– Да, мой муж подражает Траяну, – согласилась Сабина. – Берет с него пример буквально во всем. Например, теперь он тоже называет всех своих солдат по имени и дружески хлопает их по плечу. Получается слегка неестественно, но Адриану всегда не хватает естественности, пока он не войдет в роль.
– Вот-вот. В этом он весь. Не одна роль, так другая.
– Зато, согласись, как хорошо он их исполняет. Не понимаю, за что его так не любишь. Он ведь ничего дурного тебе не сделал.
– Не сделал? А головорезы, избившие меня в переулке? Думаешь, я нарвался на них случайно?
– На головорезов можно нарваться каждый день. Но ты почему-то не держишь на них зла.
– Твой муженек – холодная, высокомерная ящерица. Мерзкая тварь.
– Верно, – согласилась Сабина. – И что из этого?
– Не пойму, почему ты его защищаешь? Мне казалось, ты сама ненавидишь его.
– С чего ты взял?
– Но ты его уж точно не любишь. – Я пытался подыскать нужные слова. – И я подумал…
– Любовь или ненависть, и ничего между ними? – Сабина с улыбкой посмотрела на меня. – Середины для тебя не существует?
Я на мгновение задумался над ее словами.
– Наверно, нет.
Сабина усмехнулась.
– Мой муж не столь прост. Согласна, он не располагает к любви, зато с ним интересно. Мы постоянно с ним ведем беседы.
– О чем же?
– О греческой поэзии, о сирийской архитектуре, об охоте на львов, об упадке римской литературы. Мы разговариваем о том, почему египтяне обожествляют кошек. О Сивилловых книгах и что в них могло быть написано. О том, как играть на флейте и как поизносить речи. О том, как однажды весной мы с ним совершим прогулку вниз по Нилу. И даже о том, какой формы должны быть камни для придания прочности мостовой – прямоугольными или многоугольными. Или о том, как лучше всего построить трирему.
– Хватит, я понял, – буркнул я. – Вы с ним и впрямь добрые друзья.
Скажу честно, я не знал и половины того, о чем она говорила.
– Друзья? – Сабина задумалась. – Пожалуй, нет. Мы могли бы быть друзьями – Адриан и я, но мы не друзья. У него есть товарищи, но настоящих друзей – никого. Он не любит слишком близко подпускать к себе людей.
– Какой, однако, милый супруг, – усмехнулся я.
– Он учтив, приветлив, мы с ним ведем беседы за обеденным столом. Лично меня такой муж устраивает.
Что еще ей остается, предположил я, если учесть, что после обеда между ними вряд ли что было. Кстати, это первое, о чем я ее спросил.
– В нашу первую брачную ночь Адриан нервничал даже больше, чем я, – помнится, усмехнулась Сабина, лежа в моей палатке в нашу с ней первую ночь в Дакии. – До этого у него были отношения с замужними женщинами, но вряд ли он когда-нибудь имел дело с девственницей. По крайней мере какой он ее себе представлял. Он был страшно рад, что я не расплакалась и не перемазала всю постель кровью, что остаток ночи мы с ним провели в беседах. Если я правильно помню, мы с ним до утра проговорили об Илиаде. Забавно, мы оба сошлись во мнении, что Ахилл был круглый дурак, пусть даже с накачанными мышцами. Однако спустя неделю после свадьбы у меня уже была своя собственная спальня, причем в другом крыле дома.
Мой муж наносит туда визит лишь несколько раз в году. Когда Плотине надоедает отчитывать меня за то, что я еще не произвела на свет наследника, она берется за Адриана.
Несколько раз в году. Что ж, меня это устраивало.
– Можете вести свои разговоры сколько угодно, – великодушно сказал я, – при условии, что между вами больше ничего нет.
– Твоя щедрость безгранична, – пошутила Сабина. – Скажу честно, я ожидала худшего.
С этими словами она притянула к себе мою голову и, припав губами к моим губам, принялась медленно гладить меня по затылку. Всякий раз, когда она это делала, некая часть моего тела тотчас поднимала голову. Подхватив Сабину на руки, я внес ее в палатку, где Прыщ был занят тем, что пришивал к шлему новую подкладку.
– Убирайся! – рявкнул я ему, а сам вновь принялся целовать Сабину.
– В таком случае, пришьешь мне подкладку сам, – огрызнулся Прыщ и нехотя вышел вон.
– Только давай побыстрее, – прошептала мне на ухо Сабина, когда я бросил ее на походную постель. – Через пятнадцать минут у тебя учения, и если ты снова опоздаешь, опцион исполосует тебе спину.
– Пошел он в задницу, – буркнул я. «А заодно и твой Адриан».
Я со злорадной улыбкой целовал изгиб ее бедра, представляя себе, как вытянулось бы лицо ее муженька, случись ему застукать нас вместе. Нет, конечно, случись ему застукать нас, как я сам, наверно, было бы вынужден его пристукнуть. Впрочем, почему бы нет? Бросить тело куда-нибудь в канаву, а потом свалить вину на даков.
В следующий миг я уже проник в нее, и Адриан был забыт. Забыта была и Сармизегетуза, маячившая перед нами в ожидании хотя бы капли дождя, постепенно умирая от жажды. Если судить по фризу на колонне Траяна, взятие крепости может показаться приятной прогулкой. Ворота распахнуты настежь, и мы с триумфом входим в стены цитадели. На самом деле, все было не так-то просто.
Нет, конечно, ворота распахнулись, и легионы с радостными криками выстроились в шеренги. Я впопыхах протиснулся между Филиппом и Симоном – одна сандалия расстегнута, шлем криво нахлобучен на голову. На рассвете, когда меня разбудил звук наших труб, я спросонья небрежно оделся. Филипп весело сыпал греческими ругательствами, Симон вопил как резаный. Вскоре взошло солнце, посыльные носились туда-сюда, как угорелые. И пока шли переговоры о капитуляции, мы стояли, переминаясь с ноги на ногу.
Даки сложили оружие лишь в полдень. Ворота крепости распахнулись, и оттуда вышла колонна пленников. Легионы двинулась вверх к городу по извилистой горной тропе. Но не преодолели мы и середины пути, как к небу взмыли клубы черного дыма, и мы поняли, что даки подожгли город, чтобы не дать нам его разграбить. Лицо Траяна было черным, как туча.