– Скажи мне, что ты такого им сделала? – спросил Адриан, заглядывая внутрь.
– Держала окна открытыми, чтобы смотреть, где мы едем, – ответила Сабина, глядя на него из уютного гнездышка, которое она соорудила из подушек: колени накрыты меховой полостью, в руках свиток, у ног, свернувшим колечком, расположилась серая собака. – Как я поняла, дышать свежим воздухом – это тягчайшее преступление. Зря я не рассказала им пару-тройку историй о том, как жуткие германские варвары сжигают женщин в плетеных клетках.
– В этом была необходимость?
– За четыре дня они мне все уши прожужжали своими жалобами по поводу непослушных детей и вороватых рабов! Так что какие там германцы. Я бы собственноручно посадила этих клуш в клетку и сожгла!
Адриан едва заметно улыбнулся, стянул перчатки и бросил их собаке. Та тотчас же принялась их жевать. На нем уже был плащ и кираса легата, и надо сказать, что смотрелся он настоящим красавцем.
– Как поживает моя старушка? – спросил Адриан, теребя собачьи уши, и добавил, обращаясь к жене: – Тебе не кажется, что ей холодно?
– Не волнуйся, я уж как-нибудь позабочусь о твоей самой любимой женщине.
Адриан никогда не проявлял особой заботы в том, что касалось слуг. Иное дело – собаки. С собой в Германию он захватил всю свою свору, рассчитывая охотиться в окрестностях Могунтиакума, и теперь собаки радостно неслись вслед за его конем. Все, кроме старой серой суки, которая, по его мнению, была слишком стара, чтобы проделать путь до Германии вместе с остальными псами, и в результате с комфортом путешествовала в повозке Сабины. «Большинство на его месте просто размозжили бы ей голову, как только она перестала приносить дичь, но только не Адриан», – подумала Сабина.
Адриан продолжал нежно теребить собачьи уши, и вскоре его любимица уже умильно виляла хвостом. Еще бы! Ведь каждый вечер хозяин приносил ей отборные косточки, оставшиеся после офицерского ужина.
– Обещаю тебе, что позабочусь о ней, – заверила мужа Сабина.
– Хочешь завтракать? Скоро нам предстоит переправа, а пока мы сделали остановку.
Сабина выглянула из повозки и тотчас окунулась в приятную суматоху путешествия: погонщики волов на чем свет стоит ругали рогатых упрямцев, молодые трибуны пытались перещеголять друг друга, устраивая конские забеги, рабы сновали туда-сюда, неся то еду, то плащи, то еще что-то для своих хозяев. Небо было серым, дорога раскисшей от дождя, однако весь этот шумный лагерь, державший путь на север, был полон весельем.
– Мне хлеба, меда и винограда, – сказала Сабина вошедшей рабыне, которая тотчас взялась расставлять кубки и блюда. – Как обычно.
Завтрак Адриана был таким же: свежеиспеченный хлеб с румяной корочкой, гроздь винограда (именно гроздь, а не ягоды в тарелке) и наперсток меда. Впрочем, его завтрак всегда был одинаков: и в их доме на Палатинском холме, и в дороге, на полпути между Римом и Могунтиакумом. Да где угодно. В один прекрасный день, когда ее муж спустится в Гадес, с улыбкой подумала Сабина, он потребует у паромщика Харона то же самое: хлеб, мед и виноград.
Половину их багажа во время этого долгого и утомительного путешествия на север составляли книги Адриана, без которых он не мог обойтись, рабы, обеспечивавшие его комфорт, собаки, лошади и греческие статуи.
– А потом еще говорят, что это женщины берут с собой кучу ненужных вещей! – подразнила мужа Сабина. – Например, я вышла из дома всего с одним сундуком и несколькими книжками.
– Мне хочется посмотреть мир, – сухо ответил Адриан, – но только со своей библиотекой.
«По крайней мере мы действительно смотрим на мир», – мысленно согласилась Сабина. С каждым новым, скрипучим, натужным оборотом колес они удалялись все дальше и дальше от Рима, от долга, от занудных наставлений Плотины. Сабина могла часами сидеть, высунувшись в окно. И пусть при этом она могла продрогнуть до костей, но закрывать ставни отказывалась. Она пожирала взглядом зеленые поля, аккуратные виноградники, которые вскоре сменились неприступными скалами, высокими соснами, резкими тенями. Адриан сказал, что они въехали в Грецию, проделав примерно половину пути до Могунтиакума, где расположен их легион. Германия. Что ждет их там?
Адриан сел на скамью напротив жены. Сабина протянула ему кубок.
– Что это? – спросил Адриан, опасливо поморщившись.
– Это местный мед. Мне нравится.
Адриан поднес кубок к губам.
– Нет, я, пожалуй, предпочту римское вино.
Сабина же сделала еще глоток и развернула свиток.
– Луций Нистерик, если верить тому, что здесь написано, тоже не жаловал мед.
– А кто такой Луций Нистерик? – спросил Адриан, пробегая глазами депеши, что уже летели им вслед из Рима. Не прошло и двух дней, как их, с мешками корреспонденции, уже начали догонять вестовые на взмыленных лошадях.
– Луций Нистерик был легатом, служившим в этих краях при Августе. Я раздобыла список его дневников. Решила, что мне будет полезно их прочитать, чтобы лучше понять, куда мы едем.
– И что интересного ты в них вычитала? – рассеянно поинтересовался Адриан, почесывая собаке живот. Та блаженно развалилась на спине.
– Местные жители неулыбчивы, – прочла Сабина нарочитым басом, – зато они свирепые воины.
– Ну, то, что они неулыбчивы, я заметил, как только мы пересекли горы. – Рука Адриана, гладившая собачий живот, на миг замерла. Тогда собака потерлась об нее носом, и рука возобновила движение. – Будем надеяться, что их свирепость с тех пор поубавилась. Оставь мне почитать эту книгу, хорошо?
– Разумеется. – Сабина с ногами забралась на скамью и поплотнее завернулась в меховую полость. – Скажи, в этой горе корреспонденции мне случайно нет писем?
– От императрицы…
С этим словами он протянул ей свиток с печатью Плотины. Сабина взяла его у него из рук и, не читая, вышвырнула, в окно.
– А что-то другое?
Адриан неодобрительно нахмурил лоб, но замечаний делать не стал.
– Письмо от твоей младшей сестры, судя по корявому почерку. Читай, не буду тебе мешать. Рано утром собаки загнали в лесу оленя с восхитительными рогами, а поскольку нам стоять здесь еще минимум час…
– Ладно, ступай на охоту, – сказала мужу Сабина и помахала рукой. Адриан легонько поцеловал ее в щеку. Его собственная щека была колючей от щетины.
– Смотрю, ты снова отращиваешь бороду?
Сенаторы в Риме посмеивались над ним, и в конечном итоге свою первую бороду Адриан сбрил. Правда, потом еще целую неделю ходил сердитый.
– Думаю, в провинции она никому не помешает, – произнес он, потрогав щетину.
– По-моему, борода тебе к лицу. С ней ты похож на философа.
А еще борода скрывала отметины от подростковых прыщей. Наверно, это и было главной причиной того, почему он отрастил бороду.