– Хм, – проворчала Мира, устраиваясь поудобнее. – А зачем вообще ему понадобилась Парфия?
– Все дело в новом царе. – Я погладил ее волосы, лежавшие на подушке шелковистой волной.
– А что с ним не так?
– Какая разница. Последние годы император только и был занят тем, что строил новые дороги, возводил новые арки и колонны в Риме. Неудивительно, что он заскучал.
– Никто не должен идти на войну лишь потому, что ему, видите ли, скучно, – решительно заявила Мира.
Лично для меня это была очень даже веская причина, но я не рискнул высказать свое мнение.
– Так что такого сделали парфяне, что он идет на них походом? – не унималась моя жена. – Особенно те из них, чьи поля вы вытопчите своими тяжелыми сапожищами?
– Ну не такие они и тяжелые, – пошутил я.
– Да они, как лодки, – ответила Мира. – Признайся честно, Викс, зачем тебе идти вслед за императором?
Вот на этот вопрос ответ у меня был.
– Потому что он великолепен!
– Он всего лишь очередной римский император, который ради забавы идет завоевывать несчастную страну.
– Неправда!
– Это почему же?
– Ты его просто не знаешь, а когда узнаешь, поймешь сама.
– Не понимаю я вас, римлян, – резко заявила Мира. – Вы готовы что угодно простить человеку за его очаровательную улыбку. Кстати, император, приказавший осадить Масаду, тоже был само очарование.
– Ты говоришь, совсем как Симон.
В последнее время мой друг стал слишком обидчив и вспыльчив, стоило разговору зайти о его бедной и несчастной Иудее. И еще он очень не любил, когда ему напоминали про его службу в Десятом.
– Но что в этом плохого? У твоих римлян завидущие глаза. Стоит им увидеть нечто такое, что им хотелось бы иметь, как они прибирают вожделенную вещь к рукам. Будь то чаша вина или новая провинция. И твой очаровательный Траян – такой же, как и все они.
– К чему весь этот разговор о старых грехах? – вспылил я. – Траян не осаждал Масаду. При чем здесь все это?
– Но…
Я обнял ее и поцеловал в шею, затем мои губы двинулись дальше, к мочке уха, и она повернулась ко мне лицом.
– Ты и вправду хочешь, чтобы я отправилась в поход вместе с тобой? – прошептала она, касаясь губами моих губ.
Я погладил ее живот и внезапно ощутил укол совести.
– Зря я тебя об этом спросил. Ребенок…
– Я не из тех женщин, что готовы все девять месяцев просидеть в четырех стенах и боятся поднять даже чашу с вином, – сурово произнесла Мира. – Я могу ехать в повозке, без всякого вреда для маленького Ганнибала Иммануила. Так что, если ты хочешь…
– Еще как хочу!
Спустя два дня я получил приказ от императора, ящик, полный депеш для легата Десятого Легиона и новый гребень на шлем, знак моей новой должности. На следующий день я усадил Миру и ее едва наметившийся животик на повозку, пообещав, что встречу ее в Антиохии, пожелал всего доброго моей новой родне и взял курс на север.
– Удачи тебе, – сказал мне на прощание Симон, правда, довольно кисло. Он с самого начала не одобрял, что Мира вышла за меня замуж. Подозреваю, ему было неприятно, что его любимая племянница вышла замуж за того, с кем он когда-то вместе ходил по шлюхам.
– Как сказал поэт, еще ни один трус не достигал вершин, – сказал Тит, чуть веселее, чем Симон. – И как хорошо, что страх тебе неведом. Верно я говорю?
Но я толком не слушал ни того ни другого. Глядя вдаль, я теребил гребень моего нового шлема.
Плотина
– Я не понимаю, госпожа.
– Неправда, ты все прекрасно понимаешь, Гней Авид, – возразила Плотина и подтолкнула через стол восковую табличку, чтобы претор, отвечавший за новый проект Траяна, мог взять ее в руки. – Мои секретари обратили мое внимание на разницу, и я лично проверила все числа. Ты потихоньку прикарманивал часть тех сумм, которые император выделил на строительство нового форума.
– Госпожа, уверяю тебя…
– Только избавь меня от твоих лживых заверений, – ответила Плотина, смахивая со стола видную только ей одной пылинку. – Заказ на новые инструменты и материалы вот здесь. Где они? Никаких инструментов и материалов не получено. Заказ на новую партию камня. И где он? Так и не прибыл из каменоломни. Из этого следует, что еще несколько сестерциев легли в твой карман, Гней Авид.
– Нет, это не я! Просто какой-то мошенник греет руки на моем жалованье! Если необходимо, я могу представить собственные отчеты!
Нахмурив брови, претор взял в руки восковую табличку.
– Спасибо, госпожа, что сообщила мне об этом мошенничестве. Обещаю, я сделаю все для того, чтобы поймать вора за руку, и тотчас отстраню его от работы.
– Разве это я тебя просила делать? – Плотина задумчиво подняла глаза к потолку. Карниз в углу перерезала трещина – ну почему управляющий ее не заштукатурил? Неужели императрица Рима должна лично заниматься такими вещами? – Средства на форум выделяются щедрые. Так что в небольших утечках ничего страшного нет. Я готова закрыть на их глаза. При условии, что ты готов поделиться со мной. Предлагаю поделить эти суммы пополам.
Претор с минуту молчал, затем поднялся с места и отвесил поклон.
– Давайте будем считать, что я не слышал этих слов, – произнес он. – А с вором я разберусь так, как сочту нужным. Я не позволю, чтобы на вверенном мне строительстве расхищались выделенные самим императором деньги.
– О боги, – вздохнула Плотина, когда он, возмущенно топая, вышел за дверь. Как много, однако, в Риме непорядочных людей! Правда, обычно они как за спасительную соломинку хватались за предложение императрицы. Ничего, ухабы и рытвины бывают на любой, даже самой гладкой дороге. Плотина аккуратно перечеркнула на табличке имя Гнея Авида. Пожалуй, ему подойдет какой-нибудь другой пост, где-нибудь в провинции. Там, где жарко и где легко подцепить любую болезнь. Зато его преемник наверняка окажется более сговорчивым.
– Мне казалось, что как только дорогой Публий станет консулом, я могу с чистой совестью уйти на покой, – сказала Плотина своему отражению в зеркале. – Но это оказалось только началом.
Сколько же еще понадобится средств, чтобы обеспечить ему тот пост, какой она прочила ему для Парфянской кампании! Она помнила о нем, когда сослала несговорчивого претора в Африку, тем более что предлог нашелся. Нет конечно, к чему лишний раз думать о неприятном? О том, что кто-то отправился в изгнание, умер на чужбине, заболел, разорился? Самое главное – долг, напомнила себе Плотина. И пусть кто-то станет утверждать о том, что она-де вмешивается не в свои дела, например, та же императрица Марцелла – все, что она делает, она делает во славу Рима.
Изгнать второго неугодного ей претора оказалось гораздо проще. Третьего она изгонит, даже не моргнув глазом.