Принцесса Линдагуль и другие сказки - читать онлайн книгу. Автор: Сельма Лагерлеф cтр.№ 5

Но то, что он увидел, заставило его застыть в изумлении на пороге. Ведь у очага стояла его жена и варила молочный суп к завтраку. За ручной прялкой сидела Гудрун и пряла. А её длинные волосы сверкали, словно золото, в лучах солнца.

И тогда он понял: всё, что он видел в лесу, – только призрачные видения, с помощью которых тролли хотели заставить его выпустить сокровище из рук. Но это им не удалось.

И, бросив свою ношу на пол, он рассказал жене и детям, какое счастье и богатство заключено в этом кожаном мешке.

И они, не переставая удивляться, заплакали от радости.

Внезапно Гудрун заметила, какой необычный вид у отца: его голову словно обсыпало снегом.

– А что, батюшка, разве нынче шёл снег? – спросила девочка и потянулась к отцу, желая стряхнуть белые снежинки с его волос.

Но это был не снег. Просто волосы Никласа поседели за эту ночь, потому что никому не удаётся бесследно победить в битве с троллями.

Анне-Лисе было уже целых семь лет, но её и близко не подпускали к отцовскому и материнскому садику. Видишь ли, неподалёку жил большой медведь, которого все боялись, даже мама, хотя она вообще-то была не из трусливых.

Есть на свете медведи добрые: едят только ягоды, орехи и мёд. Но этот медведь был не такой. Он задирал и коров, и овец, и коз, а мог задрать и человека, если тот, на свою беду, вдруг повстречается с ним. Может, он не всегда был такой жестокий, может, это люди сделали медведя злым, травя его копьями и ружьями, рогатинами и волчьими ямами. Кто его знает! Но правда лишь то, что из-за этого медведя Анна-Лиса вынуждена была как паинька сидеть дома. И потому, знай же, она была жутко зла на Мишку.

– А какое оно с виду, это страшилище? – спросила она маму.

– У медведя длинные острые зубы и косматая шерсть, а хвост и на хвост не похож – какой-то маленький огрызок вместо хвоста. У него четыре лапы, но иногда он ходит только на двух. Пасть у него красная, а сам он чёрный, каким бывает углежог, пока не смоет с себя сажу.

– Ух ты! – удивилась Анна-Лиса.

Она видела, каким приходит из лесу, где жгут в яме уголь, её отец: чёрный, страшный и совершенно неузнаваемый. Но стоило отцу, бывало, умыться, и он снова становился красивым и родным – лучшим другом мамы и Анны-Лисы.

И потому она спросила:

– Почему же тогда этот Мишка не моется?

– Да представь себе, он моется. Но это не помогает, от этого он красивее не становится. И всё из-за того, что он злой.

«Ой, ой, – подумала Анна-Лиса, – хоть бы мне никогда не повстречаться с Мишкой». И она стала расспрашивать маму, есть ли в лесу добрые звери.

– Ясное дело, есть, – ответила мама.

И стала рассказывать дочке о всех крошечных насекомых в лесу и о червяках, которых нельзя обижать, если хочешь быть добрым.

– Правда? – спросила Анна-Лиса. – Тогда я не стану их обижать.

Мама рассказала ей и о птицах, которые так прекрасно поют, и о весёлой белочке, которая радостно машет своим пушистым хвостиком. Но если дёрнуть белочку за хвостик, она тотчас очень сильно опечалится.

– Правда? – повторила Анна-Лиса. – Тогда я не стану дёргать её за хвостик.

Мама рассказала ей и о Миккеле-Лисе, который так нагло и высокомерно держится с зайцем, а людей боится. И о зайце, таком шустром, проворном и таком вкусном, когда он попадает в котёл.

– Мумс, мумс, как вкусно, – сказала Анна-Лиса и облизнулась. Она была самой настоящей маленькой лакомкой.

Однажды маме надо было пойти в город – купить башмачки для Анны-Лисы. Прежде чем отправиться в путь, она приготовила три бутерброда.

– Бутерброды утолят твой голод, – сказала мама. – А если ты не наешься досыта, можешь пойти в сад и сорвать красивое яблоко, которое висит на самой нижней ветке.

«Не наемся я досыта тремя бутербродами, – подумала Анна-Лиса. – Мне ведь разрешили выйти в сад и сорвать красивое яблоко». Она прокралась на крыльцо и огляделась по сторонам. Но Мишку-Медведя она так и не увидела. «Никого здесь нет», – подумала Анна-Лиса и побежала к яблоневому дереву. Ах, до чего же красивое было яблоко на самой нижней ветке! Крепкое, как маленькая репка, с одной стороны – красное, с другой – золотистое, такое сочное и сладкое, что у девочки слюнки потекли.

Но только она с аппетитом откусила самый первый кусок, как увидела незнакомую малявку, которая, извиваясь, выползла из земли. Анна-Лиса ничуть не испугалась. Да нет же, вовсе нет, у неё только чуточку побледнело личико. И она спросила:

– А ты кто такой?

– О, я всего лишь бедный маленький червяк, – ответила малявка. – И вылез я, чтобы раздобыть себе еду и кров.

– Бедняжка, – пожалела его Анна-Лиса. – Хочешь попробовать моё яблоко?

– Спасибо за угощение, – ответил червяк.

Анна-Лиса протянула ему яблоко, но не успела она опомниться, как червяк проворно забрался туда, чем изрядно испортил ей настроение.

– Спасибо тебе, Анна-Лиса, – поблагодарил устроившийся в яблоке червяк. – Теперь у меня до конца моих дней есть кров и еда. Поставь мой домик осторожно на землю и иди потом лугом, вот ты и придёшь к ореховому дереву. Передай ему от меня привет, и тебе, верно, разрешат наесться досыта орехов!

Да, делать нечего! У Анны-Лисы от голода свело её маленький животик. А червяк испортил яблоко. Ей надо было пройти лугом к орешнику. И вот она уже там.

– Доброе ореховое дерево, – сказала Анна-Лиса и вежливо поклонилась, – я должна передать тебе огромный привет от червяка и спросить, могу ли я полакомиться твоими орехами.

– Пожалуйста, – прошелестело дерево и чуть опустило ветви, чтобы Анна-Лиса смогла дотянуться до орехов. Анна-Лиса приподняла подол своего передника и наполнила его доверху большими, красивыми, коричневыми орехами. Поблагодарив ореховое дерево за доброту, она только было собралась повернуть домой со своей добычей, как вдруг что-то зашипело в орешнике: ритч, ратч, чьитт, чьитт, чьитт. И на ветке совсем рядом с ней очутился какой-то коричневый мохнатый зверёк, злобно помахивающий своим пышным хвостиком.

Анна-Лиса вовсе не испугалась, да нет же, нет, у неё только слёзы выступили на глазах. У зверька были длинные, острые зубки, так что это вполне мог бы быть медведь. И потому голос Анны-Лисы задрожал, когда она спросила: